Сергей Огольцов - Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

(…если хочешь, чтоб всё вышло как надо, не вздумай усомняться, что так оно и будет…)

Весной, что наступила позже, родители надумали заняться сельским хозяйством. В том смысле, что посадили картошку… Когда после работы, с лопатой и сумкой посевного материала, они направились к лесу, я упросил, чтобы и мне позволили пойти.

Мы вышли на узкую бесконечную просеку в лесу, здесь проходила граница Зоны, пока та не разрослась в Объект. Папа выворачивал ямки в грядке, которую вскопал днём раньше, а Мама роняла в них картошины. Лица обоих казались печальными и Папа недоверчиво качал головой, что почва совсем негожа, навряд ли вырастет хоть что в сплошном суглинке… Тихо сгустились весенние сумерки и мы отправились домой.

(…несколько забегая, должен сказать, что попытка с огородом провалилась. Суглинок виноват или ненужное сомнение в успехе предприятия?

Но что вовсе непонятно – зачем понадобился тот огород? Сэкономить на картошке? Но жили мы тогда не бедно. В комнате родителей появился раскладной диван-кровать и ещё два кресла с лакированными ручками, и овальный столик на трёх ногах – всё вместе называлось мебельный гарнитур…

Скорее всего, им просто захотелось отдохнуть от всей той мебели, вот и придумали себе отговорку для вылазки в лес…)

~ ~ ~

И снова пришло лето, причём намного раньше, чем в предыдущие годы. А вместе с летом в жизнь мою ворвалась Речка. Или же границы моего жизненного пространства достигли её пределов.

Для начала моих отношений с Речкой, сперва пришлось увязаться за компанией мальчиков более продвинутых по возрасту, которые вели по спуску дороги, переступая размякший гудрон на стыках плит, которую я знал как часть пути в Библиотеку. Затем свернули на незнакомую тропу через густую чащу, пока—совсем уже внизу—не открылся, как-то сразу, сверкающий солнечными бликами громкий поток Речки шумевшей по бессчётным валунам и булыгам всяческого размера.

Её 10-метровую ширь можно было перейти не заходя глубже, чем по пояс, или же стоять у берега по колено в быстрых струях и смотреть как табунчики полупрозрачных мальков тычутся в твои икры в зеленоватом сумраке неудержимо катящей массы воды…

На Речке мы играли в Ключик-Замочек , загадывая как всплеснёт вода от брошенного в неё камня. Всплеск пошире, как бы кусточком, проходил за «замочек», а если взлетала тощая струя типа перевёрнутой живой сосульки, ей оставалось быть лишь «ключиком». В спорных случаях решающее слово оставалось за мальчиком, который лучше играл в футбол, или чей плоский камешек делал больше скачков по воде при «печении блинов»…

Вскоре я начал ходить на Речку один или на пару с кем-нибудь из мальчиков, но на берегу мы разделялись, потому что пришли ловить рыбу.

Вся снасть это удочка—длинный ивовый хлыст, срезанный ножом, но не ошкуренный от коры—и трёхметровый кусок лески привязанной с конца, что потоньше. Леска продета сквозь поплавок и кончается крючком с каплей свинца рядышком, однако не вплотную, грузило держит, чтоб крючок не всплывал, но не должно мешать его заглатыванию. Поплавком – коричневатая пробка из винной бутылки или же (если он куплен в магазине Спорттовары) начисто ощипанное гусиное перо, половинки окрашены в ярко-красный и белый. Поплавки одинаково прыгучи на торопливой ряби быстрины, и задумчиво застывают на глади крохотных тихих затонов за спиной валунов покрупнее…

Рыбалка – это нечто чисто личное. Какой-то мальчик надеется поймать в тихом заливчике, другому нравится пустить поплавок вприпрыжку по течению. Поэтому рыбаки расходятся на речном берегу.

Рыбалка – это ракетный взмыв возбуждения на малейший вздрог поплавка. Тихо! Клюёт! Леска не подаётся, дёргает вспять, гнёт кончик удочки, режет воду зигзагами, потом вдруг сдаётся, вымётывается из воды широкой аркой над твоей головой и несёт к тебе взблёскивающее трепыханье пойманной рыбы. Потом, конечно, оказывается, что это не рыба, а мелюзга. Ничего! В следующий раз точно будет во-о-от такая!

Чаще всего на крючок попадались «горюхи». Я никогда не узнал их научного имени. Эти дуры ловились даже на голый крючок, без всякой наживки. И ловились любой своей частью – хвостом, животом, глазом. Кому придёт в голову классифицировать таких тупиц?

С рыбалки я обычно приносил штук шесть уснувшей мелочовки в молочном бидоне с речной водой и кошка Полины Зиминой, урча угрожающим голосом, пожирала их пристукивая блюдцем о плитки пола на площадке…

В тот день я начал ловлю от моста между Насосной Станцией и КПП на дороге из Зоны. Как обычно, я шагал вслед за течением, меняя наживку, глубину погружения крючка. Рыбак я упорный и почти не отвлекался, всего только раз отложил удочку на валуны и немного подправил скульптуру женщины лежащей на спине. Её за пару дней до этого слепили два солдата на песчаной косе вдоль зарослей кустарника. Сразу видно, что солдаты – по их чёрным трусам и чёрным сапогам. Кто ещё станет носить такие сапоги летом? В общем, я нарастил осевшие перси и подкруглил скульптуре бёдра. Они казались шире, чем нужно, но этого я не стал поправлять.

Зачем я вообще этим занялся? Так ведь неправильно же, чтобы произведение искусства сравнялось с остальным песком и весь солдатский труд пошёл прахом…

(…или, может, мне захотелось пошлёпать женский бюст и ляжки, хотя бы и песчаные?

И-и-и! К чёрту Фрейда и его горюшных последователей!

Айда на рыбалку! Там интересней…)

…и на неё я не ложился, как один из тех солдат два дня назад, а просто продолжил рыбалить.

Течение принесло поплавок до прорванной плотины пониже стадиона, где когда-то давно я оступился с коварной плиты, а значит половина Речки пройдена, ещё столько же и она убежит за Зону, прочь от колючей проволоки на столбах в два ряда, со взрыхлённой землёй в промежутке, чтоб оставались отпечатки следов шпионов-диверсантов из НАТО. Полречки пройдено, а в бидоне лишь пара «горюх», кошка тёти Полины обидится.

Когда ниже по течению показался второй (он же последний) мост Зоны, я решил не идти дальше, а попытать удачи на крутой излучине течения под крутым глинистым обрывом. И именно там случилось то, ради чего люди вообще ходят на рыбалку. Поплавок не дёрнулся, не дрогнул, а просто ушёл под воду, глубоко и спокойно. Я потянул на себя и удочка ответила странной неуступчивой дрожью. Никакая рыбка не выскочила из воды трепыхаясь в полёте сквозь воздух. Пришлось тянуть тугую леску всё ближе и ближе, а там и на берег… Рыбина выгибалась и билась на песке, а мне и подойти было страшно, никогда ещё не видел такой кусок живого тёмно-синего шланга.

Я выбросил «горюх» обратно в Речку, зачерпнул воды в бидон и опустил в него добычу, но там ей пришлось заторчать стоя, длина не позволяла кувыркаться в тесноте. Два мальчика подошли от моста возвращаясь домой с рыбалки. Они спросили про улов, и я показал им рыбу.