Лариса Куницына - Рождество в Фогвуде

– Она настоящая? – спросила я.

Джеймс удивлённо взглянул на меня, а потом направился к камину, чтоб поставить эту вазу рядом с другими греческими вазами.

– Конечно, нет! Это копия его очередной находки, которая ему особенно понравилась. И ему я должен ответить лично, чтоб высказаться относительно датировки, школы и места её обнаружения. У нас давно уже началась такая игра, хотя, видит Бог, этруски – это не моя тема.

– Дядя Дуглас тоже археолог? – уточнила я.

– Это я «тоже», – усмехнулся Джеймс, возвращаясь ко мне. – А он – профессор археологии, но я редко его вижу. Он работает в Италии, преподаёт там же. При случае я вас познакомлю. Забавный старик.

В следующих коробках обнаружился набор красивых рамок для фотографий в стиле Тиффани, которые, по моему мнению, хорошо бы смотрелись в малой столовой, где висит люстра в том же стиле, фарфоровое блюдо с пасторальной росписью: прикорнувшие в тенёчке пастушок и пастушка и упитанные кудрявые овечки на лужайке и три тарелки из севрского фарфора с бытовыми сценками. Тарелки я тоже решила поставить в малой столовой, где в буфете имелась вполне достойная коллекция подобных изделий. Большая причудливая ваза из муранского стекла должна была составить дуэт чёрному стеклянному блюду, прошитому золотыми нитями, стоявшему в гостиной нашего пентхауса в Лондоне.

Раскрыв очередную коробку, я неожиданно рассмеялась. Джеймс отложил вышитую гладью скатерть и подошёл ко мне.

– Это от тётушки Присциллы, – усмехнулся он, извлекая из атласного углубления пушистые наручники. Шёлковый хлыст не произвёл на него впечатления, поскольку выглядел несерьёзно. Другое дело – чёрный кожаный ошейник с кристаллами Сваровски и серебристыми шипами, – Тебе пойдёт, – заметил он. – А поводок позаимствуем у Фебы. У неё как раз есть такой праздничный, розового цвета.

– Не думаю, что это удачная шутка, – обиженно заметила я.

– Это не шутка. Это – блестящая идея. Особенно после твоего бунта на раскопках. Будь у меня там поводок и ошейник, всё было бы проще.

– Про электрошокер не забудь, – проворчала я и, отобрав у него эти игрушки, сунула обратно в коробку.

– Мы решили, что это жестоко, – напомнил он. – Кстати, плеть можно поискать в конюшне у Дэбби.

– Отлично, – кивнула я. – Но предупреждаю, что ты рискуешь однажды утром проснуться с ошейником на шее и с пристёгнутыми к кровати руками. Подходящие наручники найдутся в любом секс-шопе.

– Это будет интересный жизненный опыт, – с довольным видом резюмировал он и вернулся к своей скатерти. – Это тоже увезём в Лондон, подойдёт на обеденный стол.

– По особо торжественным случаям, – веско уточнила я, бросив взгляд на россыпи ярких цветов, вышитых по кромке.

Джеймс снял упаковку с большого плоского футляра и, аккуратно поставив его на письменный стол, открыл. На чёрном бархате сверкнули изящные столовые приборы на шесть персон.

– Довольно изысканно, – сообщил он, разглядывая их. – Можно оставить их в малой столовой, а можно увезти в Лондон…

Я тем временем взяла в руки конверт из плотной атласной бумаги, заколотый булавкой с чеканной змеёй на конце. Открыв его, я извлекла на свет серебряную рамку без излишних украшений, в которую была вставлена фотография. Видимо, она была сделана в спальне. Совсем юный Джеймс лежал на широкой постели, а на его груди, загадочно улыбаясь в объектив, устроилась леди Эшли. Я невольно замерла, переводя взгляд с одного лица на другое. Она была завораживающе красива: с огромными глазами и золотыми локонами, рассыпавшимися по его груди. Но его лицо просто потрясло меня, этот нежный юношеский овал, тонкие черты и чуть раскосые светлые глаза под высокими изящно изогнутыми бровями. Его взгляд был задумчивым и слегка надменным… Злой, холодный, ослепительно красивый мальчик, в груди которого кипят совсем недетские страсти. Неудивительно, что она так и не смогла забыть его.

– Что там? – спросил он, подходя, и буквально выхватил рамку у меня из рук.

Несколько мгновений он смотрел на фотографию, а потом с яростным рычанием швырнул её в камин, где она с шумом ударилась о заднюю стенку и упала в огонь.

– Гадина! – выдохнул он и хмуро взглянул на меня.

А перед моими глазами всё ещё было совсем другое лицо: юное, с загадочным и немного высокомерным выражением. Я невольно улыбнулась.

– А тётя Роззи была права, ты, действительно, был удивительно красивым мальчиком. Если б я увидела тебя тогда, то уж точно сразу влюбилась бы без памяти.

– А я бы влюбился в тебя. И мы, обнявшись, полетели бы в пропасть, – проворчал он. – Впрочем, если б мы удержались на краю, то к этому времени у нас бы уже было не меньше трёх детей.

– Размечтался, – усмехнулась я. – Хочу напомнить, что мне тогда было лет двенадцать. Так что тебе невольно пришлось бы подождать и слегка остыть.

– Из сего мораль: всё хорошо в своё время, – наконец, улыбнулся он и, нагнувшись, поцеловал меня в губы. – Надеюсь, к моменту нашей встречи, я растерял не всю красоту…

– Осталось достаточно, чтоб я всё равно влюбилась в тебя с первого взгляда, – шепнула я, глядя ему в глаза. – А то, что растерял, компенсировалось умом и жизненным опытом, поэтому наша встреча уже не носила для меня столь уж большой опасности. Надеюсь, наш сын будет похож на тебя…

– И ему при этом не придётся без конца оправдываться, что он не виноват, что так выглядит, потому что таким родился, – добавил он.

Я рассмеялась и окинула взглядом оставшиеся коробки.

– Я думаю, до чая мы с этим справимся.

Джеймс нагнулся за следующей коробкой, но в этот момент в дверь быстро постучали, и она тут же распахнулась. В гостиную ворвался Том и взглянул на Джеймса с выражением паники в глазах.

– Они приехали… – хрипло сообщил он.

Джеймс вздохнул и передал коробку мне.

– Справишься?

– Конечно, – кивнула я, и он снова поцеловал меня, после чего ушёл вслед за перепуганным Томом, а я, поставив коробку на кресло, принялась развязывать бант.

Джошуа Симонс стоял у подножия лестницы, пристально оглядываясь по сторонам. Он был невысок и коренаст, в его чёрных, вьющихся волосах поблёскивали нити седины, а большие чёрные глаза чуть навыкате придавали ему вид престарелого французского бульдога. Спустившись вслед за Томом, Джеймс сразу отметил хорошо пошитый, явно на заказ, костюм гостя и его блестящие дорогие ботинки. На мизинце правой руки поблескивал перстень с крупным рубином. Оценив увиденное, а также обратив внимание на нездоровый, желтоватый цвет лица гостя, Джеймс понял, что характеристика, данная ему Джолионом и Томом вполне оправдана. Тем не менее, он радушно улыбнулся, протягивая ему руку для пожатия.

– Добрый день, мистер Симонс, – произнёс он, внутренне настраивая себя на предельную терпимость и сдержанность. – Рады приветствовать вас в нашем доме. Я Джеймс Оруэлл, старший брат Тома.