Петр Ингвин - Ольф. Книга шестая

Выпить купленный кофе мне хотелось в другом месте, но Маше хватило красот, которые окружали сейчас. Стоя у ограждения смотровой площадки, она с восторгом глядела в далекий-далекий низ, где не только люди, но даже машины не просматривались из-за расстояния. Стояла ясная погода, на горизонте виднелось Адриатическое море, до которого полтора десятка километров.

– Летим дальше? – не выдержал я.

Не люблю, когда ломаются планы.

– Будет еще круче?

– Увидишь.

Я взял Машу за руку, мы вошли в невидимый чертог, тот взмыл за облака. У Маши, как и в первый раз, перехватило дух, она прильнула ко мне, сумев не расплескать оставшийся кофе. У меня в руке тоже был стаканчик. Надеюсь, допить получится там, где я задумал.

– Нарочно тянешь время? – На этот раз терпение кончилось у Маши.

– Кофе, что ли, невкусный?

– Вкусный. Никогда не пила такого.

– Наслаждайся.

К сожалению, план рухнул. Я не рассчитал время. Мне казалось, что в часовом поясе Японии наступал закат, но солнце, когда мы прилетели, скрылось за горизонтом, а небо, к тому же, оказалось затянутым тучами. Вместо великолепного вида на Фудзияму и, затем, вида с нее вниз, мы получили темную мрачную громадину, окруженную завесой облачного тумана. В качестве утешения я сделал круг над ночной Японией, Маше даже таких впечатлений хватило выше крыши.

Добить до состояния полного восторга стоило чем-то невероятным, что с самолета или из автомобиля не увидишь. Я еще раз опустился на землю где-то на одном из островов непонятной для меня принадлежности – то ли тайском, то ли вьетнамском, с туристическими отелями и поселком местных жителей. Маша, как я и предполагал, давно проголодалась, и в расположенном на отшибе цивилизации пустом ресторанчике, где с удовольствием приняли заокеанские деньги, она с удовольствием набрала, так сказать, аутентичной восточной еды, о которой раньше слышала от подруг или видела на экране. С пакетиками быстрозавариваемых макарон – ничего общего. На десерт она взяла мороженое и кофе, я попросил себе особенное – раф с грейпрутом. Пока Маша ходила, я по-прежнему оставался в чертоге, хотя вокруг ресторана царили тишина и пустота. Маша удивлялась, что я не иду с ней, но ничего не спрашивала, на лишние разговоры просто не оставалось времени. По моей просьбе мне она взяла то же, что выбрала для себя, а себе заказывала тыкая пальцем в изображения блюд. С пактом «добычи» она вернулась ко мне, я взял ее за руку, и мы взмыли в воздух.

В свое время Эля для судьбоносного разговора выбрала Эверест. Ничего грандиознее представить невозможно: высшая точка планеты, выше только звезды. Величественная атмосфера, в которой человек ощущает себя точкой на полотне Вселенной, задаст нужное настроение, останется воспользоваться плодами.

Нам снова не повезло. Погода позволяла движение по склонам, и Эверест оказался занят вереницей альпинистов, ждавших очереди сфотографироваться на вершине.

– Джомолунгма, она же Шенмуфен, она же Сагарматха, она же Эверест, – блеснул я познаниями, почерпнутыми у Эли. – «Крыша мира». Не ожидал, что здесь будет столько народу. Полюбовалась? Летим дальше, на ужин расположимся в другом месте, оно для нас больше подходит.

Выбранная мной вершина располагалась сравнительно неподалеку, в Тибете, она стояла несколько отдельно от других заснеженных громадин и выделялась четкими очертаниями четырехгранной пирамиды. Южный склон горы перекала вертикальная трещина, по ее центру проходила вторая, горизонтальная, и на закате, как сейчас, тени и фантазия заставляли людей видеть в получившемся рисунке знак солнцеворота – проще говоря, свастику.

– Кайлас, – объявил я, указывая вперед царским жестом, – она же Кангринбоче или Канг Рингпоче, она же Юндрунг Гуценг, она же Гандисышань. Высота – почти семь тысяч метров, самая высокая гора в регионе. Слышала о ней?

– Нет.

Я тоже услышал только из рассказа Эли, когда мы пролетали мимо. В отличие от Эвереста, на Кайласе не встретишь туристов, священная для нескольких религий гора до сих пор осталась непокоренной. Идеальное место для отдыха, чтобы никто не беспокоил.

– Немало людей считают гору искусственным сооружением, – просветил я онемевшую от новых видов Машу. – Кайлас – почти правильная пирамида, ее грани ориентированы строго по сторонам света. У подножия – посмотри вниз – расположены два священных озера, пресное и соленое, воду из них называют живой и мертвой. Из первого озера пьют, в нем купаются и, как надеются, смывают грехи. Во втором традиция совершать омовения запрещает. Также запрещено подниматься на вершину горы. Разрешения выдавались всего дважды за всю историю, но верующие возмутились готовившимся святотатством и не позволили состояться восхождениям. Древние религии региона считали гору священной, поклонялись ей, наделяли божественными силами. Верующие четырех религий – буддисты, индуисты, джайны и приверженцы бон – считали гору сердцем мира и осью Земли. В индуизме Кайлас – аналог Олимпа. В священных текстах индуизма и буддизма говорится: «Никто из смертных не смеет взойти на гору, где обитают боги, и кто увидит лики богов, должен умереть»…

Чертог направлялся к вершине, и Маша ужаснулась:

– Ты хочешь туда?!

– Успокойся, нам ничего не грозит.

– Ты стал богом?

Убедившаяся, что события ей, вроде бы, не снятся, Маша могла объяснить происходящее только таким образом.

– Сейчас разместимся, и я все о себе расскажу, сначала дослушай о том месте, где мы остановимся. С Кайласа берут начало четыре главные реки Индии, Тибета и Непала. Некоторые верят, что здесь накапливается энергия Космоса, Николай Рерих искал на Кайласе легендарную Шамбалу, а буддисты, например, полагают, что именно здесь обитает Будда в одной из инкарнаций. Индуисты верят, что когда вершина Кайласа окутана облаками, внутри видны вспышки света и просматривается многорукое существо – Шива, один из верховных богов. Исследователи считают Кайлас аномальной магнитной зоной, которая влияет на механические приборы и обменные процессы в организме человека. Тем, кто обходит ее пешком – совершает священный ритуал – кажется, что время течет медленнее. Говорят, что за двенадцать часов ногти и волосы отрастали как за две недели. Говорят, есть такие исследования.

Чертог завис над снежной шапкой Кайласа. Опуститься на снег я не решился. Мало ли. Вдруг почитатели гипотез о древних цивилизациях в чем-то правы? Чертог же сохранился. Могло остаться еще что-то, что принимают за сверхъестественное, но любая паранормальность, как я теперь понимал, объяснилась бы вмешательством древних или высших существ – строителей чертога. Если стоять на вершине – табу, то и не надо стоять, мы повисим сверху, не коснувшись ногами священного места. С тех пор, как на меня свалилось всемогущество, я стал более осторожным во всех сферах. Люди могли меня убить или поймать, а не люди легко подложили бы другую свинью, о которой даже догадаться невозможно. В делах собственной безопасности лучше перестраховаться.