Юлия Ковалькова - ~ А. Часть 2. Найти тебя

Сев на лавку перед шкафом, кладу на колени локти. Опускаю голову вниз, минут пять бездумно втыкаю в пол, ни о чем не думая. Впрочем, кое-какие мысли в голове все же крутятся. Но это скорее, не мысли, а так, больше эмоции. Удовлетворение, что операционная бригада сегодня сработала на пять. Спокойная радость, что парень будет жить, а при надлежащем уходе будет жить долго и счастливо. Впрочем, есть еще кое-что, очень похожее на червячка, впившегося мне во внутренности после последнего разговора с Аасмяэ. «Она послала тебя», – напоминаю себе я. Но от этой мысли уже не хочется ни лезть на стенку, ни жаждать крови и разбора полетов, потому что не осталось ничего, кроме обиды и ощущения, что я ее отпустил. Совсем.

Почти.

– Прикинь, эта девушка, что приехала с пацаном, все также в вестибюле сидит, – доносится из-за двери удивленный голос кого-то из ассистентов.

– То есть, сидит?

– Ну, так и сидит. Всю операцию просидела. По ходу, ночевать тут собралась. В палату ее не пускают, а она уходить не хочет.

– И что?

– Да ничего.

«Вот именно, ничего», – думаю я. Нет, реально никто никому ничего не должен, все закончилось, и самое главное, что самое важное – операция – закончилась хорошо. А завтра в девять утра я приеду к Литвину и смогу лично убедиться в том, что у него все нормально, но маленький червячок сомнения уже запустил когти мне в душу. «Что значит, будет всю ночь там сидеть? – проносится в голове. – А вчера она, простите, где ночь провела? На парковке, между машиной и „Бакулевским“?»

И я, прихватив свою куртку, иду к лифту, чтобы спуститься в вестибюль, и только тут вспоминаю, что вчера кинул Катю, а закрутившись в делах, даже не извинился. Надо исправлять ситуацию. Остановившись на лестничном пролете, вытаскиваю «Нокиа» из кармана, набираю ей.

– Привет, – начинаю я, – я подвел тебя вчера, извини.

В борьбе за девушку главное – это борьба с собой.

– Ничего страшного, я все понимаю, – отвечает в трубке ее грудной голос, в котором я слышу задушевные нотки и понимание. – Я знаю, что стряслось, я не в обиде. А вы – молодец.

– Такая профессия, – пробую отшутиться я, хотя мне немного неловко. – И тем не менее, как я могу компенсировать свой вчерашний промах?

– Уж я что-нибудь придумаю, – задорно смеется она, а я думаю о том, почему же, черт подери, с одной женщиной все так легко и просто, а с другой я постоянно чувствовал себя, как на раскаленных углях, и почему же, стоя там, перед операционным столом, я постоянно видел ее широко распахнутые глаза и слышал ее шепот: «Защити»?

Толкаю дверь и спускаюсь в вестибюль.

– Хорошо, жду твоего реше… – говорю я Кате и осекаюсь, потому что в вестибюле, на хорошо знакомом мне клеенчатом диване, который я последние два дня чуть ли не за километр обходил, я вижу сгорбленную фигурку, опустившую вниз светловолосую голову.

– Арсен Павлович? – удивленно зовет из телефона Катя.

– Подожди, – прошу я, и в это время Сашка, очевидно, почувствовав мой взгляд, приподнимает голову. Заплаканное лицо, абсолютно больной взгляд, и глаза, которые смотрят на меня вопросительно и с надеждой. И я внезапно с тоской понимаю, что не будет у меня ни Кати, ни Леры, ни Юлии, ни спокойного будущего, потому что ничего еще не закончено.

– Прости, Кать, я тебе потом позвоню, – отрубаю звонок и убираю в карман телефон».

2

Бакулевский центр, квартира Арсена.

«Арсен… Он с кем-то дружелюбно разговаривает по телефону, замечает меня, и его глаза словно покрываются инеем. Быстро прощается, убирает мобильный в карман и, кажется, основательно поколебавшись, подходит ко мне.

– Добрый вечер. И давно ты тут сидишь? – спрашивает он чуть насмешливо, но не садится, а встает напротив меня и, прищурившись, глядит на меня сверху вниз.

– Давно. С начала операции, – выдавливаю я сиплым, каркающим голосом, стараясь смотреть ему прямо в глаза. Почему-то всегда немного стеснялась этого противоречивого, сложного и очень умного мужчину, который с первого взгляда умеет подмечать людях такие детали и тонкости, какие редко кому удается схватить. А еще мне очень хочется пить, но мне кажется, что если я сейчас поднимусь и отойду, то с Данькой случится непоправимое.

– Операция давно закончилась, твой мальчик в реанимации. Послеоперационный период займет трое суток, тебя к нему не пустят, так что не валяй дурака и поезжай домой, – сухо произносит Арсен.

– Я не на машине, – качаю я головой. – Как прошла операция, ты случайно не знаешь?

– Знаю. Успешно.

– Честно?

– А я тебе часто врал?

– Нет.

Он пожимает плечами, словно спрашивая, и чего же я, в таком случае, от него добиваюсь?

– Ты мне говорил, что Литвин справится, – подумав, киваю я.

– Домой поезжай, – чуть более миролюбиво повторяет Арсен, но, кажется, это не от того, что я изливаюсь в благодарностях к Литвину, а потому, что я никак не встаю с дивана. – Вызови такси. У тебя деньги есть?

– Я не поеду, – говорю я, и Сечин злится. Я просто чувствую это и всё.

– Я тебе уже объяснял, что тебя к парню не пустят. А еще через пару часов охранник закроет «Бакулевский» и выставит тебя на улицу. Будешь сопротивляться – выставит вместе с ментами. Хочешь на ночь глядя в отделение полиции загреметь? Валяй, отличный репортаж получится: звезда «Останкино» в обезьяннике. – Заметив, как я сжалась, он осекается. – Ладно, прости, я не хотел. – Арсен принимается тереть переносицу и уже другим, но очень усталым голосом повторяет: – Саш, пожалуйста, вызови такси и поезжай домой. Мне правда не до тебя.

– Иди, я же тебя не держу, – шепчу я, чувствуя, как от этой его фразы все внутри меня обрывается. Сечин недовольно дергает уголком рта, разворачивается на каблуке и отходит. Но оборачивается и, помедлив, все-таки возвращается обратно ко мне, а у меня возникает стойкое ощущение, что этому красивому, взрослому и породистому мужику до смерти надоело воевать с вечно чем-то недовольной мной, а после нашего последнего разговора всё, чего ему хочется – это вообще, держаться от меня подальше.

– Саш, – устало вздыхает Арсен, – пожалуйста, поезжай домой.

Качаю головой.

– Скажи, у Данилы точно все хорошо? – на всякий случай еще раз уточняю я.

– Да, у твоего Данилы все хорошо, и будет еще лучше, если ты поедешь домой, – медленно и раздельно произносит Арсен, как делал всегда, когда я его доставала. – Теперь поедешь?

– Да.

Увы, это вранье. Сечин, прищурив свои проницательные глаза, пару секунд разглядывает меня, после чего выстреливает в меня вопросом, который я никак не ожидала услышать:

– У тебя дома есть кто-нибудь? Подруга, мать… в конце концов, жених этот твой мифический? Если есть, то звони им прямо сейчас, при мне.