Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы

– Как?! Этот Васька?! Ты – в него?..

– Ну да, – запинаясь, ответила Надин. – Наташа… я еще тогда не могла понять, что со мной происходит, – она говорила быстро и сбивчиво, – он как на меня посмотрит… мне так и хотелось спрятаться от его взгляда и бежать, бежать… Но, видно, это выше моих сил, даже в разлуке я всё равно не могу избавиться от мыслей о нём. Мне так хочется к нему прикоснуться, перемолвиться хоть словом…

Я посмотрела на нее как на дурочку:

– Надя, каким словом?! Что ты лепечешь? Ты что-о-о-о, совсем спятила, в конюха влюбиться?! – заорала я. – Не нужно тебе это!

– Тише, тише! – зашептала она. – Подожди, Наташа, ну я же тебя выслушивала, когда ты… ну, когда у тебя больше никого на устах не было – только этот твой Федор! Я всегда тебя слушала. Пожалуйста, послушай теперь и ты меня.

Я оторопело смотрела на нее и не знала, что сказать в ответ. Но приготовилась выслушать до конца: может быть, тогда мне станет понятнее, что же с ней творится. Надин, волнуясь, продолжила рассказ:

– Натали, ты представляешь… Мы с ним недавно целовались.

– Как целовались?! Ты что, совсем ума лишилась? С конюхом целовалась?! Фу, Наденька, от него, наверное, навозом воняет… как ты могла?!

– Наташа, ну подожди, дослушай… От него ничем таким не пахнет, он самый хороший… Знаешь он какой чистюля?! – Надин мечтательно закрыла глаза. – М-м-м! Он удивительный!

Я в ужасе выдернула руки из ее ладоней.

– Надин, ты в своем уме?! Что ты делаешь?! А если отец узнает?!

– Так вот, Наташа! Именно об этом я и хочу с тобой поговорить… Нужно, чтобы никто не догадался, как на самом деле обстоят дела… Я всё придумала, Наташа! Я продам его тебе! И мы уже там, у тебя, с ним встречаться будем. Вот так никто ничего и не узнает. Нашим-то с тобой встречам препятствовать не станут. Маман, когда узнала о твоем побеге, решила, что ты ума лишилась. Очень родители за тебя переживали. Но потом папенька навещал Дмитрия Валерьяновича, и тот сказал ему, что ты долго была больна, но сейчас пошла на поправку и находишься в доме своего кровного отца – графа Орлова. Я буду слезно умолять матушку часто тебя навещать, объясню ей, что наши встречи помогут тебе быстрее вернуться к светской жизни. Никто толком не знает, что с тобой приключилось, Натали, даже я… Ты обязательно должна мне всё рассказать! Но это потом… потом. Сначала выслушай меня… Наташа, ты не представляешь, какое это необыкновенное чувство! И как мне хорошо… рядом с ним!

Я думала только об одном: как убедить Надин, что ее «любовь» – это просто безумие. И вдруг вспомнила: когда Надин пыталась убедить меня, что мы с Федором не пара, я просто не желала ее слушать. «И если я сейчас пойду супротив нее и начну говорить какие-то правильные слова, мне ее не образумить. Что можно вдолбить в дурацкую башку, наполненную любовной чушью? Получится то же, что и со мной». Я решила не горячиться и пойти ей навстречу: пусть выговорится. Нужно уберечь Надин от гнева родителей. Они не станут с нею церемониться, никогда не простят дочери этой связи. Я осторожно взяла ее руку и вкрадчиво спросила:

– Наденька, а как же мы всё это уладим? Ну хорошо, я возьму его конюхом… и пусть он служит у меня, но я боюсь, что ни маменька, ни отец твой не пойдут тебе навстречу.

Услышав, что я готова хоть в чём-то с ней согласиться, Надин радостно затараторила:

– Да я уже всё придумала, Наташа! Я скажу, что твой конюх заболел… помер… – не важно! Что ты в большой нужде: среди твоих крепостных подходящего человека нет, и ты спешно ищешь хорошего работника. Все знают, как я тебя люблю, вот я и уступлю тебе своего кучера.

Я кивала, думая о своем, и притворно с ней соглашалась, не понимая до конца, что повлечет за собой Надино решение и какова будет моя роль во всём этом. Но я знала одно: ее нужно отговорить. Их отношения никак не могут состояться, и ничем хорошим для нее это не кончится.

Надя расценила мое молчание как знак согласия с ней и, обрадованно вскочив, закружилась по комнате.

– Наташа, как же хорошо ты меня понимаешь! Ты самая лучшая моя подружка!

Она подскочила к своему туалетному столику, вытащила что-то из коробки и, подлетев ко мне, расцеловала в обе щеки.

– Вот, – протянула Надин раскрытую ладошку, – я за это хочу подарить тебе брошку. Смотри, какая!

Я усмехнулась:

– Надька, ты что, купить меня хочешь? Да оставь ты эти гнусные поползновения. Знаешь же, что я никогда корыстна не была.

Надин недовольно хмыкнула и сжала пальцы.

– Ну конечно, Наташа! Расскажи еще, что ты никогда не имела страсти к драгоценностям и они тебя ничуть не интересовали, ну просто совсем. – Видя, что я не проявляю интереса к ее подарку, Надин обиженно протянула, надув губки: – Я ведь от чистого сердца! Почему сразу «купить хочу»?

Лукаво посмотрев на подружку, я рассмеялась, видя, как начала подрагивать ее нижняя губа.

– Ну ладно, так и быть, давай посмотрим, что там за брошка такая.

И она вложила мне в руку удивительной красоты вещицу. Как только я взяла ее, то тут же сжала кулачок и тихо сказала:

– А теперь, Наденька, как бы ты меня ни просила, я тебе никогда ее не верну. Она настолько прекрасна, что я просто не смогу с ней расстаться.

Надин, довольная похвалой, ответила:

– Ну конечно, Наташа, я дарю ее тебе. Хочу, чтобы, любуясь ею, ты всегда помнила обо мне!

…Слова Наденьки оказались пророческими: действительно, всякий раз, когда я смотрела на эту брошь, сердце мое сжималось от боли. Больше всего на свете я жалела о том моменте, когда приняла ее… Но это было потом…

А сейчас мы наслаждались обществом друг друга, и она рассказывала мне о своем Василии, какой он удивительный и замечательный.

– Наташенька, я подозреваю, что он непризнанный сын вельможи, который некогда жил недалеко от нашего поместья. Правда-правда, ну что ты смеешься? Ходят слухи, что, прежде чем покинуть наши края, он оставил в деревне незаконнорожденного ребенка. Я думаю, что это и есть Василий. Я справлялась: по времени всё совпадает. Ты даже не представляешь, как хороши его манеры. Он обращается со мной очень галантно, как истинный кавалер. Такое можно передать только по крови, никак иначе. Он возил меня на прогулки и показывал чудесные сады… он прекрасно за мной ухаживал…

Я остановила ее и спросила:

– Надя, а что-то еще между вами было? Ну… кроме поцелуев? Скажи мне, не бойся. Ежели ты хочешь моей помощи, то, пожалуйста, будь со мной до конца откровенна.

Надин потупила взор, ее щеки зарделись. Я всё поняла и, в ужасе прижав ладони ко рту, ахнула:

– Неужто?! Надя… – подойдя к ней вплотную, я взяла ее руки и повторила. – Надя?! Неужели?! Когда это случилось?

Надин не смотрела мне в глаза. Отведя голову вбок, она упрямо глядела в пол и ничего не отвечала, часто и глубоко дыша. Я тормошила ее, но она не решалась вымолвить ни слова.