Валерия Карих - Жена фабриканта

Гиммер искренне и весело расхохотался.

– Вот, вы только что сами подтвердили, что капитал правит миром и людьми. Мир несовершенен. Вы образованная, умная женщина, защищаете алчного капиталиста, которого ничего кроме прибыли, не волнует. Но вы защищаете его, потому что он ваш муж и вам тоже приносит эту прибыль. И я не удивлен: ведь, вы его жена, и для вас он – сам бог. Но люди, вступающие с ним в рабочие отношения, имеют другое мнение о вашем дельце. Наверно, зря я вам все это сказал. Вы все равно не поймете.

– Почему же, я хорошо вас понимаю, – воскликнула Ольга Андреевна.

– Правда? – Он с интересом взглянул на неё и сказал:

– Если вы, и правда, думаете, что я могу завидовать вашему супругу, то вы заблуждаетесь. Я могу себе позволить жить безбедно и не работать. Мой дед – из старинного дворянского рода.

«Так вот откуда в нём столько благородства и обаяния, это всё врождённое, и благодаря хорошему воспитанию….», – подумала она, испытывая неловкость и огорчение от того, что он скептически отнёсся к её словам.

– Я работаю на заводе по собственной воле. Мне нравится моя служба. Я выучился на инженера. И решаю на заводе много интересных инженерных задач. А что касается денег, – для меня они не важны. Поверьте! Прошу вас не думайте плохо обо мне, что я могу завидовать кому-то. Хорошо?

Она подумала и кивнула.

– Спасибо. Вы здравомыслящая женщина. Я рад, что мы разговаривали с вами, – проговорил он, серьезно глядя на неё.

На какое-то время оба замолчали. Гиммер поглядывал по сторонам, иногда задумчивым взглядом – на неё, впрочем, не делая больше попыток с ней заговорить.

Ольга сидела внешне спокойная, но в душе её поднималось волнение. Гиммер был не просто красив, – в его облике было что-то магнетическое. Сидящий рядом мужчина был образован, благороден и мужественен. И в нём сквозила какая-то особенная стать. У него был такой же, как у Ивана сильный и смелый характер, приятный и звучный голос, черные, как у нее глаза.

Их молчание неприлично затянулось, и он прервал его. Стал расспрашивать о каких-то пустяках, о театре, потом спросил, где обычно она гуляет с детьми. Она отвечала. И вскоре, забыв о неловкости, они снова непринужденно болтали об известных московскому обществу событиях и пустяках: кто на ком женился, чего добился в звании, и даже о нашумевшей в этом сезоне театральной постановке, о том, что пишут газеты, о ценах на базаре. И в какой-то миг, когда она, смеясь над только что сказанной им шуткой, взглянула на него, – неожиданно вдруг поймала на себе его обжигающий и полный восхищения взгляд. Она замерла, прочитав в его взгляде неприкрытую страсть и вопрос. Её бросило в жар.

Но и она сама какое-то время не могла оторвать свой взгляд от него. Так они, молча и безотрывно глядели друг другу в глаза, как будто пили молодое вино из одного опьяняющего волшебного сосуда и никак не могли напиться… Найдя в себе силы, она оторвала от него свой взгляд и, испытывая непонятное смущение, граничащее со смятением, отвернулась.

А Яков Михайлович, как ни в чем не бывало, взял графин с вином, разлил в два бокала и протянул со словами:

– Предлагаю выпить за продолжение нашего знакомства, и за то, что мы начали разговаривать. Надеюсь, что бог пошлет нам ещё не одну такую встречу, – голос его понизился, и прозвучал мягко и настойчиво. Он не скрывал, что открыто, любуется её заалевшим от смущения лицом.

– Я выпью за вас, Ольга Андреевна. Благодарю за то, что позволили оправдаться, – серьезно и просто добавил он и поднёс бокал к губам.

Она тоже пригубила вино, испытывая мучительное смятение и непонятный страх.

– Ага, …вот вы где, любезный Яков Михайлович…, – раздался за спиной елейный и вкрадчивый голос незаметно подкравшейся к ним хозяйки дома Софьи Ильиничны, – а мой-то Михаил Евграфович вас обыскался, и во дворе, и в комнатке вашей…. Найти не может…. А вы оказывается, с нашей милой гостьей любезничаете…, – протянула хозяйка дома со слащавой улыбкой, за которое явственно ощущалось скрытое недовольство. Ольга встала из-за стола и сказала:

– Спасибо за вечер, любезная Софья Ильинична. Все было чудесно, и угощенья, и музыка. Но мне пора уже уезжать.

– Да, да. Ваш муж на крыльце вместе с Михаилом Евграфовичем, провожают гостей.

Гиммер резко поднялся:

– Не беспокойтесь обо мне, любезная Софья Ильинична. Ведь, мне уезжать не надо. Пойду, поработаю над чертежами. Ах, да. Именины удались на славу. Михаил Евграфович был на высоте. А вы – само очарование.

Круглое лицо Софьи Ильиничны расплылось в самодовольной улыбке. Но разговор не клеился. Обменявшись с Ольгой Андреевной парой ничего не значащих фраз, она с напыщенным видом кивнула им и удалилась.

Гиммер проследил за ней с веселым взглядом и обернулся к Ольге Андреевне:

– До свидания, Ольга Андреевна. Надеюсь, мы ещё увидимся с вами. Могу ли я надеяться?

– Почему бы и нет, – просто ответила та.

– Благодарю вас. Позвольте на прощанье поцеловать вашу руку, – и прижался губами к её руке.

После этого до самого рождества они не встречались. Но уже после праздников, в солнечный морозный день она гуляла в парке с дочерями, – и снова неожиданно увидела его, идущего к ним навстречу по запорошенной снегом аллее. Пройдя мимо них на расстоянии вытянутой руки, он обрадовано и по-дружески поздоровался с ней и детьми. Она же, поймав его внимательный и теплый взгляд, поздоровавшись, вдруг почувствовала, как быстро забилось её сердце.

После этого, она стала всё чаще замечать его присутствие в тех же местах, где она с детьми любила гулять: на катке, или на горке, и куда приходила кататься на санках или коньках.

Здороваясь с ней, или кивая, он каждый раз пытливо глядел на неё и всё доверчивей улыбался. И видя его искреннюю и сердечную улыбку, она также тепло улыбалась ему в ответ.

Потом они долго не виделись, и она вдруг поймала себя на мысли, что вспоминает его чаще, чем следовало и даже иногда на прогулке выискивает его глазами в толпе прохожих. Она стала думать о том, что с ней происходит, и вывод, к которому неожиданно пришла, – ей совсем не понравилось. Однако изменить что- либо, она уже не могла, даже если бы захотела. А она и не хотела.

В марте они снова увиделись. Он подошел и заговорил с Иваном Кузьмичом о делах на заводе, и сделал ей комплимент, что она как всегда прекрасно выглядит. И она заметила, как неприязненно блеснули при этих словах глаза Ивана. Но дома он ничего ей не сказал.

В конце марта между ней и мужем, вспыхнула ужасная ссора из-за его любовных похождений. К их дому неожиданно пожаловала его любовница Сытова Варвара. И хотя Ольга приревновала мужа, к своему стыду она вдруг обнаружила, что испытывает в душе какое-то странное и мстительное торжество, зная, что и у неё теперь появился тайный поклонник, о котором муж даже не подозревает. И всё же она относилась ко всему происходящему с ней легкомысленно, пока в одну из ночей не проснулась потому, что ей приснился Гиммер, и она чуть не сгорела со стыда из-за того, что увидела во сне. И в тот же миг с ее глаз будто упала пелена. Лежа в темноте и пытаясь разглядеть за окном скудный московский рассвет, она с нежностью перебирала в памяти обрывки своего сна и думала о том, что Гиммер вошел в ее жизнь и навсегда поселился в ее сердце. Отчего-то ей тогда пришло в голову сравнить себя с крохотной песчинкой, которая по неизведанным причинам оказалась одна в бурной реке и теперь несётся к краю пропасти, сносимая неукротимым и бешенным потоком.