Наталья Литвякова - Черти-Ангелы. Роман-дневник

«Сочинение по литературе⠀

Ученицы 10-А класса

Средней школы №14, Натальи…», – поскрипывала ручка, но совсем не порхала по бумаге, как обычно. Вообще-то, алгебра по расписанию. Ал-геб-ра. И Борис Макарыч. А не Ольга Юрьевна с осанкой революционерки, в тёмном платье, с платком на плечах. Когда я слушала её пламенные уроки, мне вдруг становилось стыдно: вот, вот цельная натура, принципиальная, знающая своё дело, не то, что я. Мы, девчонки. Думаю, в двадцатые-тридцатые, нас называли бы мещанками, буржуазными элементами и обывательницами. Ведь нас не интересуют высокие материи. Только любовь! А разве она… не материя? Не высокая? Духовная? Не моральное качество? Но от Олечки услышать про чувства – вот те раз! Я вздохнула. Тема сочинения: «Формула любви». Когда класс взвопил несчастно, выдохнул «ууу» в едином порыве: нечестно, мы не готовились, (да и тема-то сама несвободная вовсе, как обещали, Ольга Юрьевна!), она мягко, но твёрдо – и как у неё так получается – сказала, что грамматика в данном случае её интересовать не будет. Как и план, эпиграф. Цитаты приветствуются. Но, главное, ребята, ход ваших мыслей.

⠀ О любви мы думаем, да, и даже испытываем, между прочим. Тут я покраснела. Но как описать это великое, да, великое чувство, так просто, в сочинении? Я же помню, что пыталась как-то в дневнике вывести его формулу. Но одно дело – наедине с собой размышлять, и другое – для постороннего человека, будь он трижды порядочный и прекрасный педагог. Толстого, что ли, вспомнить: «Все счастливые семьи похожи друг на друга», да? Или: «О любви не говори, о ней всё сказано», и дело с концом? Двояк обеспечен. Фух, ну что написать, ей-богу?

«Любовь – это защищать Родину, и быть ей верным, не смотря ни на что», – рука дрожит – пафосно пишу? Да! Но так и есть. Блин, пусть кричат «уродина», но она мне нравится, хоть и не красавица, сволочи доверчива… Шевчук – гений, точняк. Каких-то 15 минут назад 10-А вывалился из кабинета истории, довольный до ушей: вместо урока вдруг стали рассуждать о том, что происходит вокруг в СССР. Сушков вскочил. Совок, мол, скоро рухнет, процесс, как говорится, пошёл. Мы с Леркой сцепились с ним и с Лепским. Нет, не то, чтобы мы за коммунистов, но чем перестройка и её демократы лучше? Да такие же! Тоже разрушили до основанья, а затем. Затем нового мира – нет. Где он, ау! Словом, такой гвалт случился, дебаты и прения, что – никакого консенсуса. А в итоге – историчка всем, кто спорил, поставила отлично! Ученики – в отпаде. Вышли в коридор, сказали, что сейчас пойдём и на алгебре с Макарычем подискутируем по поводу синусов и косинусов, глядишь, ещё по пятёрику схлопочем. Она услышала, улыбнулась – вам, молодым, легче пережить данную ситуацию, вы ещё любите жизнь.

Любите… – ага, любим. Хороша жизнь! Вместо тангенсов – Ольга Юрьевна со своей формулой пристала. Нет, в марте, конечно, самое оно – о любви писать. Весна вроде же, природа просыпается. А, если предок достал и не до того бывает моментами, несмотря на счастье? Если предок ушёл в запой? Блин, па, я тебя люблю, но как же всё насточертело! И слёзы твои пьяные, и каша гороховая, и запах этот…⠀⠀

«Любовь – это принимать родителей, такими, какие они есть», – наверное.

Или… Когда приезжаешь к парню, ждёшь, что он… А он: подойди, говорит, к окошку, смотри, какое небо, и читает стихи. Правда, потом исправился (и стихи довели до слёз), но ведь ошарашил же сначала! «Понимаешь, когда мы смотрим на одну звезду, – звучит его голос до сих пор в моей голове, – мы вместе, даже если порознь?» – я завороженно слушала, но… Нет, ну, что мы за существа странные, девчонки: лезут целоваться, подай нам красивые слова, а потом – какая это чушь красивые слова, лучше поцелуй. Не угодить!

Или: «Любовь – принимать любимого человека таким, какой он есть, – ой, трудно! – «Но зато видеть радостные глаза, верить в скорую встречу, краснеть от радости, парить, как воздушный шарик, как птица…». ⠀

– Осталось пять минут, ребята. Заканчивайте, – Ольга Юрьевна взглянула на часы.

«Любовь – это значит взлетать, оставаясь на земле», – дописала я последнее предложение. Блин, чё за формула! Хоть бы два не получить. Вот Дневник бы мне двойку не поставил.⠀

«Теперь интересно, а Олечка? Поставит? Чем-то они с Валечкой, с Валентиной Алексеевной, похожи. Все, что ли, учителя между собой как близнецы, или только по руссишу и литре?

Алинка зовёт к своей бабушке в деревню, под Миллерово. Хохочем: в Донском картошку посадили, теперь – к ней. Папу, спрашиваю, Виктора Григорьича, брать? А, если серьёзно, то прям не знаю. И поехать нужно, ведь подруга не раз меня выручала, не хочу её обижать, но и как расстаться с НИМ? Ведь каникулы – легальный способ видеться каждый день».

Раздумья помогли справиться с неуверенностью и с беспокойством. 17 марта я вылезла из вагона в прекрасном настроении. Тебя не было. Удивительное дело, но я не огорчилась: похоже ты приучил меня к тому, что не обязан вставать передо мной, как конь перед травой. Время, отведённое до дискотеки выпила одним глотком. Ты опаздывал. Я два раза переоделась, три раза поменяла причёску, наступила коту на хвост и уронила стул, вставая. Вышла на улицу. Темно, не видно, не слышно никого. Самое время выскочить из-за угла бабайке и утащить меня в преисподнюю. Я вздрогнула. Тоска навалилась неподъёмным мешком – эх, дубинушка, ухнем!

– Ты чего одна здесь кукуешь? – Вадик появился так неожиданно, что я чуть не вскрикнула от испуга. Ответить не успела: надо ж сперва нос задрать – мол, я тут так, до библиотеки прогуливаюсь, а не то, что вы подумали.

– Все наши давно у Алёны, днюху празднуют. Я думал, ты…

– Меня не приглашали.

– А у нас без церемоний. По-простому ходят.

– Нет. Я так не могу, да и Лена одну меня не отпустит.

– Хочешь, провожу?

Хочешь? Не знала, хочу ли я. Что там увижу, кого? Тебя, забывшего о нашей встрече? Весёлого и хмельного в кругу друзей. Что там услышу – твои оправдания?

«И ни церковь, ни кабак, всё теперь не свято. Эх, ребята всё не так, всё не так, ребята!» – заиграла музыка в доме на углу, резко пронзила воздух.

– Хочу, – решилась я. Мне нужно было удостовериться, что всё – так! Всё так, ребята!

Лена отпустила, но если б не Вадик, то отказалась бы наотрез от этой идеи. Он поклялся, что глаз с меня не спустит и вернёт домой, где взял, с тобой или без тебя. Лучше бы ты проспал или руку сломал опять, желала я в сердцах, перебирая сапогами грязь. И сказала кочерга утюгу, я больше идти не могу, и заплакали блюдца, не лучше ль вернуться. Воспоминания (совсем некстати) ворвались, словно матросы в Зимний. Вихрем, сметая всё по пути.

– А тебе Малая косы повыдёргивает, как узнает, что ты рядом с ним крутишься! – злой, как дикая оса, Димка.