Александр Титов - Между сном и явью

– Вы… – она посмотрела на мои костыли. – Мне так неловко. Простите.

– Да ничего, я всё понимаю. Проблемы?

Я говорил так мягко, как мог. Старался успокоить незнакомого человека, будто для меня она что-то значила.

И это расположило её. Она достала телефон и показала мне сообщение.

Странно. Ещё полчаса назад мы не подозревали о существовании друг друга, а теперь она мне так по-свойски показывала злосчастную причину своих слёз.

«Наши отношения зашли в тупик. Давай просто останемся друзьями?».

– Подлец. – поддержал я её.

– Хуже. Сначала, значит, бегал кругами, хвостом вилял. А потом использовал и выбросил. Такое ощущение, что меня помоями с ног до головы окатили.

– Ну и плюнь на него.

– Интересно, как?

– Слюной, наверное.

Девушка улыбнулась, хоть и грусти в её улыбке было несравнимо больше радости.

– Я тоже «Двенадцать стульев» читала. Только не поможет это. Он всем расскажет про меня всякие гадости, я уверенна в этом.

– Какая разница? Это просто слова. Не давай им стать правдой, и всё будет хорошо.

– По-моему хорошо уже никогда не будет.

– Почему? Вот, смотри, дождь кончился. Уже хорошо.

– Ну причём здесь дождь вообще?

– Как это – причём? Всё прояснится рано или поздно.

– Так темно же.

– И это не навсегда. Правда?

– Ты, случаем, не сектант? – она насторожилась.

– Нет. Я Максим.

– Ну раз так, то я Валя. Приятно познакомиться.

– Симметрично.

Валя успокоилась. Вряд ли надолго. Чуть только останется одна и печаль накинется с новой силой. Но пока тоска отступила, лицо прояснилось и я смог сквозь потёкший макияж увидеть очень миленькую девушку. С курносым носиком и чистыми серыми глазами. С лисьей, лукавой улыбкой и слегка раздвоенным подбородком.

– Слушай, раз уж действительно в кой-то веке дождь перестал моросить, может прогуляемся? Ничего такого. Просто пройдёмся по парку, поговорим. Без всяких намёков.

– Да. Наверное можно. Не хочу домой идти.

Парк располагался рядом с торговым центром. Точнее сам торговый центр вырос на территории, ещё лет пятнадцать назад входившей в парк. Я помню, как здесь росли вековые деревья и стояли старые, расшатанные лавочки. По вспученным асфальтным дорожкам прогуливались понурые пони, а на их спинах радостно хохотали дети.

Мы перешли парковку и проникли в рощу. Наполненную многочисленными фонарями и утопающую в их свете.

Осень широкими мазками окрасила деревья. Оранжевыми, красными цветами и всеми их оттенками. До каждого листика добралась она своей студёной кистью, каждую ветвь превратила в застывший пожар. Картина эта поражала размахом, но вечность её слишком коротка. Природа изменчива и полотна свои не сохраняет надолго, а пожару в кронах отводится совсем немного времени. Несколько дней всего и потухнет, обрушится на сырую землю листопадом. А голые деревья останутся стоять скелетами лета. Будут коробить тяжёлое низкое небо, отгонять его прочь. И к солнцу они будут первыми с немой мольбой о тепле.

Мы шли по пустынной аллее и нам встречались только влажные лавки. Никто, кроме нас, не верил, что дождь прекратился надолго. Они не спешили увидеть осень в самом ярком своём наряде. Ну и пусть. Уединение давало нам смелости говорить, не стесняясь.

– Мы вчера с ним переспали в первый раз, а сегодня он меня бросает. Это нормально? – Валя не могла отстраниться от этой темы, продолжала искать в ней подводные камни и причину, почему поток вдруг окрасился чёрным.

– Валь, я в отношениях не силён. Но ведь подонки встречаются всегда и везде. Они такие. Маскируются под нормальных людей. Под друзей даже. И ждут самого подходящего момента выпустить свою сущность наружу.

– И всегда это как удар поддых?

– Разве может быть по-другому? Кто-то бьёт, а кто-то руку протягивает. Главное не замыкаться в себе. В конце концов не был же он первым, кто тебя бросил?

– Нет, не был. Но как-то от этого не легче. Он ведь казался таким удивительным, таким своим. Разве можно это сыграть настолько правдоподобно? Я просто не хочу в это верить.

– Неужели он тебе так дорог?

– Теперь уже нет.

– А раньше?

– Даже не знаю. Я думала, что мы любим друг друга. Думала, что это если не навсегда, то очень надолго. Наверное я как наивная дурочка несу полную чушь, но что я должна была думать? Он ведь комплиментами засыпал, цветы на каждое свидание дарил.

– Скажи, а ты помнишь свою первую любовь?

– Эм… а зачем тебе?

– Просто интересно.

– Ну, допустим, помню. – Валя насторожилась и сбавила шаг.

Я не мог её винить. На её месте я бы за каждым словом даже самых близких людей искал бы подвох. Но мне хотелось увести от трагедии сегодняшнего вечера, а для этого требовалось невероятно мощное воспоминание. И одновременно с тем слишком старое, чтобы вызывать боль.

– А когда она закончилась ты помнишь?

– Конечно.

– И что? Ты тогда не переживала?

– Мы друзьями расстались.

– Друзьями, говоришь? А часто вы потом хотя бы просто разговаривали?

– Ни разу. Он в другой школе учился и мы даже на улице не встречались.

– Так ведь друзья не поступают. А кто предложил это?

– Я… – не договорив, Валя задумалась, а затем протянула так озадаченно, будто только сейчас поняла давно уже всем известную истину: – Бли-ин. Он ведь, наверное, так же офигел от жизни. Я как-то и не думала раньше.

– Как его звали то хоть.

– Лёша. Блин. Может позвонить ему?

– Зачем?

– Ну просто, поговорить.

– И что ты скажешь? «Привет, как дела? Ты меня ещё помнишь?»

– А почему нет?

– Вот если этот козёл, который кинул тебя сегодня, объявится через пару лет, как ни в чём не бывало, что ты будешь делать?

– Ну Лёше то я жизнь не ломала.

– А почему вы расстались?

– Потому что он был совсем, как ребёнок. Безответственный до ужаса. Вечно с кем-то дрался, из дома убегал.

– Разве девочкам не нравятся такие хулиганы?

– Нравятся. – Валя глубоко вздохнула. – Не знаю. Смотри, тир работает ещё. Давай постреляем?.

Мы дошли до круга в самом центре парка. Обычно здесь, по выходным и праздничным дням, находился самый эпицентр. Толпы людей, кто пешком, кто на самокатах и роликах, палатки с напитками и закусками, с прокатом всякой всячины, с сувенирами по заоблачным ценам. И на особом месте, сколько я себя помню, стояла небольшая будка с тремя синими буквами на крыше. «ТИР». И сидел в нём неизменный дедушка. Я не знаю, был ли он когда-нибудь молодой, наверняка был, но даже в первый мой визит он уже обзавёлся густой седой бородой и круглыми очками в тонкой оправе. Его звали Тихоном. Мы не были знакомы, но он являлся такой же достопримечательностью, как и сам парк.

Так и сегодня, несмотря на осеннюю слякоть и поздний вечер, дед Тихон сидел на своём посту, читал газету «Правда», жевал в зубах папиросу без фильтра. Каждую вторую новость он просматривал, несогласно покачивая головой. Каждую третью – огорчённо цокая языком. То ли с журналистами не соглашался, то ли события казались ему вопиющим беспределом, но последовательность сохранялась так же неизменна год от года.