Лариса Розена - Долгая беседа подходит к концу, или Новая Шахерезада

– Что-то случилось, дорогая?

– Да-да, случилось! Милая, мы поворачиваем назад, в Помпеи. Мне срочно надо посоветоваться с тобой! Быстрей, ждать нельзя! Быстрее!

– Вот так прогулялись! Показала я тебе все примечательности Рима… Ну да ладно, что делать, вернёмся назад! Не волнуйся!

Дома, рассказав кое-что подруге, она попросила у неё совета. Но Олимпия торопливо ответила:

– Скорее к священнику, скорее!

Когда же они попали к нему, он тоже растерялся и произнёс:

– Дочь моя, здесь ничего нельзя придумать и изменить. Тебе придётся принять приглашение, иначе – смерть. С тобой не посчитаются. В Тибре находят много утопленников.

– Лучше смерть, чем насилие!

– Не спеши, мы все будем за тебя молиться – день и ночь. Вся наша община. Предай себя в руки Божии, успокойся, молись.

Наступил вечер назначенного дня, когда надо было явиться на свидание. Как горько и больно было ей сознавать, что придётся вновь стать той, кем она не желала уже быть. « О. Боже, спаси!» – шептала она пересохшими губами.

В загородном доме всё было приготовлено для приёма гостьи и увеселительной беседы. Лидия еле перевела дух, и села на низкое седалище из слоновой кости перед невысокой яшмовой столешницей. Веспасиан уже ждал её. Она взяла себя в руки, улыбнулась, началась лёгкая, непринуждённая беседа, которую слегка поддерживал император. Он, когда-то командовавший римской армией, был солдатом, воякой, но не философом и оратором. Только сила и удачный момент помогли ему пробиться к власти. И вот теперь он, всемогущий, сидит с самой великолепной женщиной империи и почти не знает о чём с ней говорить. Он сконфужен, пасует перед её красноречием, утончённостью. Император, знавший стольких красивых женщин, как мальчишка растерялся перед ней!

Лидия, будто прочитав его мысли, стала рассказывать о себе. Она патрицианка. Отец её, известный воин, погиб в бою. Род их прославлен, но по воле судьбы и обстоятельств, ей пришлось покинуть отчий дом после гибели отца.

– Может Вы знали его? Вы ведь тоже когда-то славились своей воинской доблестью.

Он сидел, не шелохнувшись, слушая её внимательно, и бледнея с каждым её словом. Потом задумался и ответил:

– Знал. Вместе когда-то делили последний кусок хлеба, глоток вина, вместе брали штурмом восставшие города и прекрасных женщин. Вся наша молодость прошла с ним рука об руку. Да, дорогой побратим и товарищ погиб у меня на глазах, – Веспасиан умолк. Он пожирал её глазами. Этот момент он заключит в своём сердце, как самый яркий и удивительный. Она была женщиной, с которой не могла сравниться ни одна римская патрицианка, и он понимал, что она никогда не будет ему принадлежать. Она – дочь его друга, побратима, олимпийские «боги» накажут его за такое святотатство. «Ну, хорошо, тогда насмотрюсь на неё вволю, в этом ничего постыдного нет».

Когда Лидия закончила говорить, он приказал ей сбросить верхнюю одежду и облачиться в коротенькую полупрозрачную тунику. В ней она выглядела молоденькой неискушённой девочкой, испуганной, трепещущей от страха. Он сел напротив, глядя на неё. Настала глухая ночь. Слуги зажгли факелы и покинули их. Она сидела, он смотрел. Она заиндевела, её била лихорадка. Он смотрел и плакал. Она замерла, боясь пошевелиться, сделать лишнее движение. У неё уже и сердце почти не билось от ужаса. «Как страшна любовь маньяка. Что же ему надо от меня? Ужасно, когда старики пытаются любить, особенно такие, как этот», – думалось ей. Наконец он ожил и приказал ей танцевать. Лидия, распрямилась, встала в центр большого круга, в середине которого бил фонтан, а по краям он был украшен серебряными соцветиями роз, и поплыла по нему Ледой. Она казалась оттуда недосягаемой мечтой. Танец был почти воздушным, будто не женщина, а сама Терпсихора танцевала перед ним. Он стал сдавленно вздыхать. После попросил почитать стихи. Она устала: сначала сидела, не двигаясь, затем танцевала, еле живая от ужаса. «О, как я боюсь этого непонятного человека! Ну, подожди, я тебе такое прочитаю, что забудешь думать о любовных утехах навсегда! И перестанешь мучить женщин!». И, уже не владея собой, она выпалила на одном дыхании:

– Стихи? Да я уже изнемогаю от страха. Не понимаю, зачем я тут? А Вы, – человек или ходячая мумия? Если я нужна Вам, – я здесь, но если нет, отпустите. Вы же издеваетесь надо мной! У меня сил нет больше!

– О, – взревел Веспасиан, – вот ты какая! – потом, опомнившись, добавил уже тише и спокойней, – Дурёха, да я не могу до тебя дотронуться. Ты дочь моего покойного друга и брата. Я мог бы сейчас расцеловать все твои пальчики на руках и ногах, но я тогда не совладею с собой.

Лидия замерла. «Конец, смерть, – роилось в голове, – Недаром сказал скифский мудрец Анахарсис, – Беда голове от языка». Но он, увидев её испуганной, рассмеялся, погладил по голове, ущипнул за запястье и произнёс:

– Что ж, ты выиграла, крепость выдержала осаду. Но я не смогу жить, не лицезря твою умопомрачительную красоту. Ты – Елена, из-за которой некогда разгорелась троянская война, прекрасна и таинственна, распутна и целомудренна. О, ты непростая женщина. Есть в тебе что-то, рождающее мечту, вдохновляющее писать стихи, слагать песни. И в тоже время любить и нежить. Но не суждено. И я не хочу больше тебя мучить, глупышка.

Елена от волнения ничего не понимала. «Откуда он узнал моё настоящее имя? Мне дали его в детстве. Ах, да это же сравнение».

– Я сейчас призову художника. Он посмотрит на тебя и запечатлеет на стене твой образ. Смотри, чтоб парень не сошёл с ума от твоих чар. Я же каждый день буду зреть свою тайную симпатию во всей её ослепительности. Дитя моё, я обеспечу твоё будущее. Знаю, ты скажешь: «Не надо, у меня всё есть». Но сегодня-то есть, а завтра, может не быть. Я же не могу допустить, чтоб такое произошло с дочерью моего доброго друга, брата. Он просил, умирая на моих руках, чтоб я заменил тебе отца. Я пытался, искал и не нашёл. Да, ещё прошу тебя, никому ни слова. Поняла? И отдаю тебе кольцо твоего родного отца, хранил его до сих пор для тебя, – он снял его с руки и передал ей, перепуганной на смерть.

– Хорошо, поняла, – еле слышно прошептала Елена, усилием воли сдерживаясь, чтоб не упасть в обморок. Вот так и появились в Помпеях эти фрески.

Когда, обессиленную, её доставили домой, она потеряла сознание. Слуги подняли её, поместили на ложе. Не приходя в себя, она пролежала несколько дней. Олимпия, увидев её в таком состоянии, испугалась и не отходила от подруги ни на шаг. Наконец она обрела рассудок.

– Что с тобой и почему у тебя синяк на запястье?

– Не помню, это чепуха. Отведи меня, быстрей в катакомбы

Вечером, обнявшись, они направились в подземный храм. Спустившись, в подземелье, Елена попросила подругу подождать, ей надо переговорить со священником наедине. Она всё рассказала батюшке Иоанну, умоляя его молчать, ибо они могут оба пострадать.