Сергей Калинин - Там, где твое завтра

– А я никогда не буду просить оценку! И унижаться не буду за оценки! И зачем ты меня сравниваешь со всеми всегда! – Я сорвался на крик и уже не мог остановиться. – Вечно одно и то же: Славик – пробивной, Женька – умный и талантливый. А я какой? Я чем хуже? Но у меня другой подход, другие взгляды! Я сам добьюсь! Каждый день одна пластинка. Я только и слышу, что про Женьку да Славика.

Наверное, именно это скрытое соперничество давалось сложнее всего. Одно дело учиться и идти к своей цели, и совсем другое – доказывать кому-то, что ты тоже что-то можешь. И уже неважно, можешь ли ты, – важно не проиграть эту дуэль. Но все равно в деталях, репликах, во взглядах и замечаниях ты понимаешь, как важно быть первым. Не для тебя. Как раз ты-то и плевать хотел, кто из вас круче. Но находится кто-то, кого ты страшно боишься разочаровать, кто ждет от тебя только победы. Хуже всего, что в этом сравнении я постоянно проигрывал. Меня все равно звали Яриком, я по-прежнему прятал шапку, я был почти бессловесным и всегда, выслушав упреки в свой адрес, уходил в комнату, тяжело вздохнув и спрятав эмоции. Но сейчас я взорвался неожиданно даже для самого себя. Внезапно опомнившись, вдруг увидел, что плечи мамы вздрогнули, и она заплакала. В голос, не таясь, закрыв лицо руками.

– Мам, прости. – Я попытался неловко обнять, но мама отвернулась.

– За что? Я не заслужила таких слов. – Сквозь рыдания слова донеслись неотчетливо.

Я так и стоял за ее спиной, готовый тоже расплакаться, не понимая, что делать и как заслужить прощение за этот срыв. Тогда я еще не знал, что этот эпизод навсегда останется в памяти. Но как быть хорошим сыном, если ты постоянно не оправдываешь возложенные на тебя надежды? Ведь тебя очень любят, о тебе заботятся, думают о твоем будущем, готовят к нему. А будущее – это сложный, тернистый путь, требующий прямо сейчас научиться варить суп, убирать в доме и складывать вещи в своем шкафу. Будущее состоит из такого количества требований, что в какой-то момент начинает казаться, что у тебя там все равно нет шансов продержаться и года.

В то время я еще не делал выводов и не думал о том, что все происходящее и будет составлять жизненный опыт. Сейчас же все это выглядело, как цепь недоразумений, которых вполне можно было бы избежать. Но невольно приходилось ловить себя на мысли, что хваленый опыт мне представлялся несколько другим, а происходящее со мной – это просто издевательство судьбы и собственная недальновидность.

«Никогда ни с кем не буду сравнивать своего ребенка». Я весь вечер был подавлен, и этот обеденный инцидент никак не выходил из головы. Невольно искал себе оправдания, что само себе занятие абсолютно бесполезное. Вечером пришел с работы папа. К счастью, обошлось без мучительных нравоучений. Они о чем-то говорили на кухне с мамой, но, видимо, мой вид был уж слишком несчастным, чтобы окончательно добивать ребенка.

«Вот иди и воспитывай! Твой сын. Вырастет беспутте, будете потом вдвоем у разбитого корыта». «Беспутте» было мамино любимое слово, которое чаще всего означало, что ничего хоть сколь-нибудь перспективного в сыне не наблюдается. Посыл же папы к воспитанию говорил о том, что ситуация сложнее, чем обычно, и именно в эту минуту есть смысл понаблюдать за развитием событий, а уж там решить, как поступить правильно.

В семнадцать еще не о чем жалеть, и в свою звезду верится невероятно. Я по-прежнему старался не замечать ежедневной конкурентной борьбы, убеждая себя в том, что доказываю лишь самому себе.

Как бы то ни было, но красный диплом получить удалось. Смешно сказать, этих красных дипломов оказалось три. Помимо меня лишь друзья, Женька и Славик, смогли вырваться на первые роли лучших учеников. Казалось, что нашу дружбу никогда не сможет разрушить такая мелочь, как оценки, успех, достаток. И все же порой с болью замечал, что выделяюсь лишь аккуратностью, усидчивостью, тактичностью, которая каким-то непостижимым образом оказалась в роду только у меня. Я всегда знал, как могут ранить слова, как сказать гадость, и потому тщательно подбирал слова и угадывал настроение собеседника. Друзья же имели ярко выраженные таланты: спортивные, музыкальные, красавцы. Со своей активностью и уверенностью они всегда были на первых ролях в любых компаниях. Впрочем, назвать меня таким уж тихим было бы неверно. Скорее, это была неуверенность, причем объективных оснований для нее не было.

Рисковать с поступлением во второй раз я не хотел, да и не мог себе позволить. «Промышленная электроника» – факультет, конечно, классный, но конкурс был уж очень велик. А вот «Антенно-фидерные системы», вроде как и в той же тематике, а всего-то полтора человека на место. Уж никак не пять, да и с работой никаких проблем. В городе был огромный, крайне секретный военный завод, куда забирали всех выпускников этого факультета. На этом секретном заводе работали родители, дяди, тети, крестный и много близкой и полезной родни. И о секретном заводе, и о том, что именно там выпускаются самые лучшие в СССР антенны для самых секретных установок, не знали только ленивые жители области. Но для мужчины работа выглядела вполне прилично, и идею на семейном совете одобрили. А что было не менее важно, стипендия была на целых пятнадцать рублей больше, чем на всех других специальностях, что выглядело весомым аргументом.

Не буду предлагать угадать, куда подали заявления друзья.

– Отличная специальность. Как раз вот хотел себе дециметровую антенну дома забацать. – Славик смотрел с таким видом, словно идея поступать именно туда родилась в его голове как минимум на выпускном в детском садике.

– Сто процентов. Идем дружно. На математике садимся друг за другом, чтобы один вариант. Ярослав внизу. – Женька подвел итог начала вступительной кампании.

– Почему я внизу?!. – Моя попытка возмутиться выглядела как государственная измена. По крайней мере, именно об этом говорили удивленные взгляды друзей. Аудитория, в которой предстояло писать экзамен по математике, очень нравилась своей величиной, и эти нависающие друг над другом парты выглядели невероятно солидно. Я невольно представлял, как буду сидеть на лекциях где-то повыше, и даже успел выбрать себе место, но вот то, что сверху кто-то будет списывать у меня, а мне придется рассчитывать лишь на себя, в планы не входило. – Давай Славик, потом ты, а потом я.

– Не. Не пойдет. Ты же лучше знаешь. – Женька посмотрел с таким видом, словно даже мыслей подобного рода я допускать не должен, и не оценить такое доверие товарищей непозволительно и жестоко.

До вступительных экзаменов оставалось меньше недели, и я сидел над учебниками, стараясь доучить все то, что мог упустить или забыть. Но, как казалось в эти последние дни, память отказала окончательно. Я вдруг с ужасом обнаружил, что слишком многое вылетело из головы. Каждое утро начиналось с намерения повторить, к обеду приходило понимание, что нужно учить заново, а вечером оставались только паника и убежденность, что я не знаю абсолютно ничего. Друзья выглядели и увереннее, и спокойнее, и на фоне их безоговорочной веры в успех становилось еще хуже. Не поступить во второй раз – это вам не то же самое, что не поступить в первый. Это ты уже не тупой, а чуть тупее тупого, что практически клеймо.