Владимир Стрельцов - Низвергая сильных и вознося смиренных. Kyrie Eleison

– Проклятье! – в сердцах бросил Ламберт и ударил кулаком по столу.

– Держите, держите ваши эмоции при себе, Ламберт. Даже сейчас не обязательно было демонстрировать их мне. Ваш брат человек мягкий и доверчивый, мало кто из мужчин позволил бы своей жене так помыкать собой. Возьмите же себя в руки, станьте вновь добрым и покладистым братом, каковым вы всегда и были. Доверьтесь провидению, оно укажет вам верный путь. Время тоже на вашей стороне, не подгоняйте же его.

– Вы предлагаете мне спокойно принять моё отстранение от графского трона? Будь вы на моём месте, вы поступили бы так же?

– Конечно так же, но, будучи не в силах оказать сопротивление сейчас, я стал бы искать более сильную руку, которая помогла бы мне отстоять мои права.

– Где же мне взять себе сильного союзника?

– А вы подумайте хорошенько, Ламберт. И оглянитесь вокруг себя. У вас многочисленная и влиятельная родня.

– Вы предлагаете?..

– Более я вам ни слова не скажу, висконт. Вы крайне неспокойны сейчас. Вам необходимо учиться самообладанию. А друзья у вас есть, их много, и они готовы вам помочь. Но всему своё время. Запомните это хорошенько, – сказал Бозон, выпроваживая Ламберта из своих покоев.

И всё-таки через два дня массивные трёхарочные городские ворота Лукки распахнулись, чтобы пропустить кавалькаду всадников, во главе которой юные оруженосцы горделиво подняли ввысь графские штандарты. Нюанс заключался в том, что открылись ворота не южные, а северные, и всадники взяли курс не на Рим, а по направлению к Павии, и возглавлял их вовсе не Гвидо Тосканский, а бургундский граф Бозон.

К вечеру того же дня бесконечно усталый граф со своими спутниками прогромыхал по каменным плитам моста Понте-Веккьо, сооружённого ещё во времена Августа. Как ни был измучен долгой дорогой граф, он всё-таки нашёл в себе силы направиться во дворец правителей, расположенный на месте будущего палаццо Бролетто.

Дворец представлял собой двухэтажное здание, сложенное из камней, растащенных лангобардами от разномастных древнеримских построек. На первом этаже располагались помещения слуг, на втором – канцелярия и пиршественная зала правителей. К зданию, по обычаю павийской архитектуры того времени, примыкала довольно высокая башня, в которой находились покои хозяев и их самых знатных гостей, а также смотровая площадка, несущая надзорно-оборонительные функции.

С первого взгляда на дворец Бозон понял, что мог бы и не издеваться над своими лошадьми, ибо настрой обитателей дворца был далёк от делового. В доме вовсю шла гульба, из окон, лишённых дощатых ставен, постоянно лился смех, гортанный мужской и визгливый женский. Между тем слуги старались вести себя предельно ответственно, граф Бозон был принят со всеми подобающими его титулу почестями, двое слуг с факелами сопроводили графа до пиршественной, по пути пару раз деликатно предупредив его о внезапно замеченных и до сей поры неубранных рвотных лужах.

В заключение своей миссии они распахнули двери пиршественной залы, и Бозон очутился посреди удалого пира, по всем признакам достигшего своего апогея. Где-то сверху отчаянно, изо всех своих сил старались музыканты, за столами сидело около тридцати благородных сеньоров в окружении почти такого же количества развязных девиц с небольшим количеством одежды на теле. Из примыкающей к зале комнаты за пиром наблюдал внимательный мажордом, немедленно отдававший приказания слугам либо подлить вина жаждущим мессерам, либо почтительно вывести на свежий воздух особо перебравшего гостя, начинавшего своим состоянием портить праздник остальным. Слуги блистательно исполняли приказы, словно призраки мгновенно вырастая перед пиршественным столом и также внезапно исчезая.

Бозон прошёл вдоль стола, с ухмылкой оглядывая гостей и чувствуя в себе то определённое брезгливое превосходство, которое знакомо всякому, кто хоть раз с трезвым умом пробирался сквозь множество упившихся и утративших чувство реальности тел. Некоторые из гостей узнавали его и даже пытались героически приподняться, чтобы засвидетельствовать своё почтение брату короля. Но большинством общества его появление осталось практически незамеченным. Один молодой барон, попавшийся Бозону по пути, и вовсе потеряв, видимо, всякое терпение и стыд, в момент прохождения высокого гостя победоносно овладел своей подругой прямо за столом, что, впрочем, вызвало только волну поощрительных комментариев со стороны его соседей.

Сам король расположился за отдельным столом, устроенным на возвышении. Рядом с ним и прильнув к нему, сидела невысокая брюнетка, раздетая до пояса. Она, по всей видимости, обладала редким талантом вызывать у короля самую разную гамму чувств за сравнительно короткое время. Пока Бозон шёл к королю, Гуго успел её и ласково погладить по груди, и зло потрепать за загривок. Всё же, как с удовлетворением заметил наблюдательный Бозон, Гуго, в отличие от гостей, пребывал ещё в том кратковременном состоянии, когда вино приятно разогрело кровь, но ещё не помутило разум, а следовательно, надлежало спешить.

Появление брата Гуго встретил весьма радушно.

– Приветствую тебя, мой дорогой Бозон, мой верный и преданный брат! Вижу, что ты спешишь ко мне с вестями, и молю Бога, чтобы эти вести оказались мне по сердцу. Ага, я уже вижу, что вести серьёзные. Вон пошла, – закончил Гуго, оттолкнув от себя свою пассию. Та безропотно, опустив голову, освободила место подле короля. Бозон проводил её изучающим взглядом.

– Мне кажется, мой король, что её лицо будто мне знакомо?

– Не кажется, Бозон. Это Роза, дочь Вальперта.

– Помилуй, Гуго, она же дочь благородного милеса.

– И что же? Разве королевские конкубины должны быть из подворотен, как для прочих?

– Но она всё же дочь вашего верного и преданного слуги!

– Этот старый пёс Вальперт уже отработал своё и вряд ли принесёт ещё пользу. Представь себе, он дал слово прислуживать нашей Ирменгарде и сжигает немногочисленные оставшиеся до встречи с Господом дни в лесной глуши. От него мне теперь ровно никакого толку.

Бозон, пожав плечами и рассудив, что королю, наверное, виднее, расположился рядом с Гуго. Из небытия возник услужливый слуга, и перед Бозоном предстали блюдо с дичью и кубок с поличиано.

– Ну же, рассказывай, как там дела у моих любимых братьев? – спросил Гуго, как только Бозон сделал первую передышку в своей трапезе.

– Гуго, мне бы хотелось обсудить это с вами наедине.

– Напрасно вы не доверяете этому обществу, – Гуго обвёл рукой разворачивающуюся перед ним пьяную панораму. – Поверьте, это безопаснее, чем разговаривать в пустой тихой комнате. Всем нашим друзьям, собравшимся здесь, сейчас точно не до нас.