М. Нагорная - Потерянный рай. Роман

Константин Витальевич вдруг ослабил хватку и разомкнул руки. Ослабевшая от этой яростной борьбы Лиза чуть не упала, теряя равновесие. Он хотел её поддержать, но она оттолкнула его руку и отскочила в угол к шкафу. Оба долго смотрели друг на друга: Лиза, разгорячённая, тяжело дышавшая – сердито-испуганно сквозь вихры встрёпанных пшеничных прядей волос, он – пристальным хищно-выжидающим тигриным взглядом.

– Я не буду вашей любовницей, – наконец откровенно заявила Лиза и отвернулась к шкафу, как будто хотела сказать: «Разговор окончен».

Константин Витальевич шумно судорожно выдохнул, сжимая зубы, кулаки, прошёлся по коридору, как разъяренный тигр в клетке, от стены к стене и обратно, сгорая от страсти и не находя выхода этой чудовищной силе вожделения, остановился напротив Лизы, задумался, внимательно глядя на неё. Чудный профиль, сердитый серый глаз в обрамлении мохнатеньких пушистых ресниц, пшеничная бровка, густая, не очень широкая, но и не тонкая как нить, острой длинной стрелкой летящая к виску, маленькая аккуратная раковина лилейного ушка с золотой простенькой, недорогой серёжкой (мгновенно оценил, он хорошо разбирался в ювелирных украшениях), красивый лебединый изгиб тонкой шеи, локоны выбились из причёски, завитками беспорядочно легли на выпуклый лоб и пылающую щёку, и в этой лёгкой небрежности она была удивительно хороша и ещё более желанна.

– Лиза…

– Нет, – проговорила Лиза и с каким-то злым отчаяньем повторила «Нет», сжала руками голову и уткнулась лбом в стенку шкафа.

Константин Витальевич, ещё неостывший, прошёл по коридору, вышел даже на кухню, чтобы в этих движениях спалить свой гнев и страсть, вернулся к ней.

– Лиза, пойдёмте на кухню, спокойно поговорим. Чаем меня напоите. Пойдёмте, не упрямитесь.

Он отвёл её за руку как упрямого ребёнка на кухню и усадил на стул. Он успел мимолётно оценить её квартирку, маленькую, невзрачную, с разносортной старой мебелью. Обстановка довольно бедная, но видно хозяйка старалась в силу своих возможностей создать уют и хоть как-то украсить своё жилище, хотя очень просто, без нагромождения ненужных, но красивых и привычных во всех советских квартирах вещей: сувенирчики, вазочки, ковры, каскадные люстры, ковры, картины или репродукции на стенах, за стеклом серванта чайный сервиз, которым почти не пользуются, только по большим праздникам, и прочие пылесборники.

На кухне был почти идеальный порядок. Лиза отличалась безупречной аккуратностью. Он это очень ценил в людях, а это «почти» стояло в маленькой небрежности в виде разбросанных по полу её домашних тапочек, правда, в этом разбросе соблюдался определённый порядок: они аккуратно лежали один за другим в одном направлении, один около ножки стола, другой у подножия газовой плиты, как будто Лиза сделала шаг от стола к плите и испарилась из этих тапочек.

Поскольку хозяйка была не в состоянии оказать гостеприимство, он сам поставил чайник на газовую плиту, сам заварил чай, разлил его по чашкам, удивив Лизу ловкостью и привычностью исполнения всех этих действий. Она-то была убеждена, что обычные бытовые вещи просто несовместимы с ним, у него для этого были прислуга и повар, но странным образом это бытовая возня нисколько не принижала его, столько было уверенности и величия в его движениях. Когда он спросил: «Вам с сахаром?», она только отрицательно мотнула головой, а самой хотелось расхохотаться. Ей смешна была эта забота с его стороны после проявления такой грубой силы, с ней была истерика, она с трудом подавляла эту нервную внутреннюю дрожь, не хватало ещё при нём разрыдаться. Чтобы отвлечься от переполнявших её эмоций, она взяла чашку с чаем и отпила. Ароматный, горячий чай успокаивающе подействовал на обоих, он уже смотрел на неё спокойно и по-деловому.

– Послушайте, Лиза… Я могу обращаться к вам на «ты», хотя бы в силу того, что я намного старше вас?

– Не намного, всего лишь на три года.

Константин Витальевич был просто ошарашен, он не верил своим глазам, пред ним сидела совсем молоденькая женщина, почти девочка.

– Вы какое-то удивительное сказочное существо, – наконец проговорил он. – Лиза, послушайте меня. Я предлагаю вам не одноразовую ночь, а прочные долгосрочные отношения, вполне возможно, что навсегда, это зависит от вас. Я не циник-самец, для которого приключения с женщинами обычное дело. Я не хотел вас оскорбить.

– Спасибо, что не грозитесь отправить в психбольницу.

– Кто это вам угрожает? Я его задавлю.

– Да, я слышала, вы можете.

– Я не услышал ответ. Кто вам угрожает?

– Никто, к слову пришлось.

– Врёте.

– Вру.

– Так кто же?

– Не важно. Это мои проблемы. Силу свою хотите показать? Уже показали, я оценила.

– Глупости говорите, Лиза.

– Зато не вру, правду говорю.

– Ах, вы правду любите говорить? Смелая и дерзкая? Тогда скажите честно, что вы ко мне неравнодушны и хотели бы лежать со мной в одной постели. Уж будьте откровенны хотя бы перед собой.

Лиза вспыхнула и покраснела, хотя он и был прав. Он разбудил в ней эту страсть, и это была не любовь с первого взгляда, а желание с первого взгляда. Впервые в жизни она почувствовала тот позыв, животный позыв к конкретному мужчине, не любовь, её потрёпанное сердце давно умерло и было уже не способно на подобные чувства, не влюблённость, время легкомысленной влюблённости, свойственное только юности, ушло безвозвратно, она это совершенно отчётливо осознавала, но к нему тянуло бесстыдно и чудовищно. Однако она всегда считала, что подобные вещи неприлично обсуждать вслух.

– Да бросьте вы, не будьте ханжой, – прочитал он её мысли. – Давайте называть вещи своими именами. Это жизнь, естественная сторона жизни, не самая плохая и не самая дурная. Я не говорю про разврат и извращения. Я не развратник, а здоровый и привлекательный мужчина и хочу рядом с собой иметь здоровую и привлекательную женщину. И вы этого хотите и даже не пытайтесь врать, что это не так. Хотите, только боитесь или общественных пересудов, или той ложной морали, которую взлелеяли в себе. Хочется да колется, и мамка не велит. Молчите? Ну, где же ваша правда, которую вы не боитесь сказать?

Её ещё трясло нервной дрожью, а он был чудовищно спокоен, хотя говорил жёстко, холодно-яростно и с предельной откровенностью. Лиза стыдливо краснела не в силах дать отпор и прекратить непристойные разговоры и ощущала себя перед ним маленькой, беспомощной девочкой. Куда делась её уверенность и лёгкость? Почему пугает то, что так привлекало: его сила, его властность, его могущество? И совсем не хотелось пускаться в длинные объяснения, какая ему разница, почему она отказываете ему, результат от этого не изменится. И где её принципы? Надо встать и негодующе попросить его оставить её и больше не обсуждать подобные темы, но подчиняясь его воле и идя у него на поводу, Лиза как-то затравленно посмотрела на него и тихо ответила: