Григорий Жадько - Страна расстрелянных подсолнухов

Каждый прав и не прав одновременно. Завтрак на бегу в сквере Победы у Абраши Молочника, а то и без него. Скорей, не терять время! Московский проспект, Сумская, Театральная, Скрыпника. Мы за новую жизнь. Долой Совок. Мы во главе. Не представляю, если бы об этом узнали родители. Но они не узнали, и думаю до сих пор не в курсе. Единственный кто догадывался, был дед по отцу Чеслав. Он был неспешный, и время с ним останавливалось, замирало, как будто прерывался темп жизни. Как-то он пригласил меня, к себе в комнату на втором этаже.

– Давай вип'ємо коньяку.

Он достал початую бутылку из шкафчика.

– Да нет, спасибо, – отказался я.

– Тебе понаравітся! Армянский! Арарат!

Он неторопливо налил две простые стопки из зеленого стекла со стершимися золотыми ободками. Одну пододвинул ко мне.

– Тебе тоже нельзя.

– Що теперь не жить. С пенсії один раз можно.

Мы выпили.

– Ты мене нічого не хочеш рассказать?

– О чем ты?

– Ну, так… може, що случилось?

– Ничего не случилось.

– Не хочеш говорить і не треба.

Он налил еще по рюмке, и мы молча выпили.

– Я слышал, ты купив ружье. Дорогое наверно?

– Ну, так, не дешевое.

– Ты ж не охотник.

– Просто понравилось.

– Этот разговор останется між нами. У тебя все в порядке? Все вечора пропадаешь, їздиш с оружием. С лица спав.

– У меня все в порядке.

– Тобі може, деньги нужны. Ты скажи. У мене кое-что есть, припасено.

– Зачем мне деньги?

– Я нікому не скажу, даже батьке. Просто візьми если потребно.

– Я хорошо зарабатываю, ты же в курсе.

– В курсі. Но ты должен знать, если тобі понадобятся деньги, ты можешь всегда до мене обратиться.

– Хорошо. Спасибо. Но пока не надо, … – я, побарабанил по столу пальцами и вздохнул. – Ну, в общем, … Это не то, что ты подумал. Просто я хочу, чтобы в нашей стране жилось лучше.

Дед внимательно и вопросительно посмотрел на меня.

– Да, я за настоящий капитализм, рыночную экономику, а не ту пародию, что есть сейчас. Чтобы у тебя была достойная пенсия, а у меня возможность ездить по миру, и мы не прозябали в этом болоте.

– Ты думаєш, що капіталізм сделает тебя богатым? За редкісним исключением чистильник обуви все равно остается чистильником обуви, а селянину, который рве жилы на полях, ніхто не буде платить мільйони.

«Надо купить ему хорошие ботинки, – подумал я. – Правда он никуда не выходит. Но обязательно надо приобрести. Кожаные из телячьей кожи, которых у него никогда не было.»

Он помолчал и добавил:

– Може, ты решишь, що я замшелый, выживший из ума старик, но я уверен, что ні Німеччина, ні Америка, не даст лишний пфеніг на развитие України. Там привыкли їх считать.

«На Сумской я видел приличные, – вспомнил я. – Эти уж совсем никуда не годятся. Только будет ли он их носить? Смажет рыбьим жиром и положит до лучших времен».

Я не стал посвящать его в свои дела. Все-таки мы были из разных поколений. Впереди была улица, свобода, манящая неизвестность. Разве он мог понять меня!

А ветер перемен дул в наши паруса. Дело спорилось!

Мы в Харькове не чувствовали себя одинокими. Единомышленники в столице тоже не сидели сложа руки. Горели шины на Европейской площади, … на Крещатике были захвачены административные здания, окружен центр Киева – все были заражены вирусом свободы. Острые репортажи! Накал страстей!

Мы дорогой обменивались мнениями с Лысаком, перебивали друг друга:

– Леха слышал?!

– Да!

– А это?

– Еще вчера, а ты?

– Во блин дают!

Меня эти картины пленяли: захваченные повстанцами здания, запах горящих на площади костров, все эти люди, воодушевленные идеей свободы.

– Чорни брови, кари очи, Януковича не хочем! – скандировали нетерпеливые.

Мы «скованны одной цепью». Эта мысль окрыляла, придавала силы и энергию.

И случилось самое невероятное!!! Майдан победил! Это было неожиданно. Казалось, у массовых многомесячных протестов были призрачные шансы на успех. Но это случилось в один день. Мы чудесным образом проснулись в другой стране!!!

Люди в эфире восторженно зажигали, и лица у всех были просветленные: « Украина получит от ассоциации с Европой невиданные блага!! Она будет европейской цивилизованной страной, где будут обеспечены все права и свободы. Нас ждут новые социальные стандарты, резкое повышение заработной платы, пенсий, всех социальных выплат!

Радио не отставало. Новости опережали одна другую.

– Сделай громче! – просил Лысак.

– Наконец-то. Наконец-то! – непроизвольно, с дрожью в голосе, произносил я, и Леха не менее ошарашенный вторил мне:

– Не зря, не зря мы все вечера пропадали! Получилось!! – и с силой хлопал по плечу так, что я чуть не терял руль.

– Потише ты чертяка! Врежемся. Не доживем.

– Извини! Уже дожили!!! Почти…

Это «почти» казалось несущественным, вон за тем поворотом, или за тем. Изменения начнутся, они не могут не начаться в ближайшее время, и мы их первые почувствуем. Вдохнем полной грудью.

***

Дома я стал появляться еще реже. Мать, наглаживая мне очередную рубашку, осторожно интересовалась:

– Данила, ты все с Леной ездишь или как?

– Или как! – бросал я, хватая на бегу что-нибудь вкусненькое из холодильника.

На кухне призывно шкворчало сало, но ждать было некогда. Мать работала плиточницей на заводе железобетонных изделий. Труд был нелегкий. Наклеивала ленты с мелкой кафельной плиткой на стеновые панели. В цехе было полутемно, заезжали грузовики, гуляли сквозняки, пахло сырыми плитами и сваркой.

– Все носишься, гоняешь, поесть нормально некогда! Испортишь желудок!

– Вот для того и ношусь мама, чтобы у тебя, наконец, появилась нормальная человеческая работа. Сколько можно здоровье на этом проклятом ЖБИ гробить.

– Да я привыкла. Всю жизнь на одном месте. Первые только три года плакала, тяжело было. Девчонка совсем была. А на заводе фуфайка, бетон, «сапоги-кирзачи» и мужики в три этажа матом кроют. А втянулась, не стала обращать внимания, человек ко всему привыкает.

– Все изменится! Обязательно! – горячо убеждал я ее и глаза мои горели.

– Как изменится?! Квартиры все равно будут строить. Людям наш труд в радость. Представляешь, что такое въехать в новую квартиру? Это ни с чем не сравнить!

– Ну ладно, я побежал мам! – прерывал я ее с виноватой улыбкой.

– Беги, беги.

Я жадно ловил передачи. Что-то трепетало внутри. Казалось, я первый раз шел на свидание. Я радовался, что этот якорь – Янукович, что тормозил наш корабль, позорно бежал. Что коррупционеров, непременно выявят и пригвоздят к позорному столбу.

– Леха! Главное мы творцы перемен!!! Мы делаем историю! Оказывается, нет ничего невозможного!

Но в Харькове было не спокойно. Народ бурлил. Градус злости повышался. Работы прибавилось. Дед, сидя на скамейке у калитки, подслеповато щурился, посматривал на меня, как я собираюсь.