Григорий Жадько - Страна расстрелянных подсолнухов

Брат смотрел на меня, и лицо у него было каменное, холодное, и я чувствовал себя виноватым и маленьким.

– При чем здесь Янукович?! – возражал он. – Если бы Яника на фонаре повесили – страна бы гуляла, счастья прибыло?! – безрадостно и горько спрашивал Иван. – Считаешь после него пришли кристально честные?!

Это был удар под дых! Так случилось. Что после драки кулаками махать. Не зря говорят: «Срать и родить – нельзя, погодить!».

– Ваня, ни о чем не жалей! – торопился выговориться я и чувствовал, как кровь приливает к лицу от переживаний и выпитого.

– Посмотрим! – неопределенно и хмуро говорил брат.

– Точно, поверь!!

– Хорошо тебе говорить! – опять бросал он и смотрел на меня так, как будто я был в чем-то виноват.

Я не готов был продолжать разговор, спотыкач давал о себе знать. Я твердо верил, и это было главное, брат потом поймет, что я был прав!

Иван уехал работать на свою ржавую посудину. Стычки на юго-востоке разрасталась. Донецк, Луганск, Горловка, Славянск, Краматорск. «Майдановцы» пока выжидали и осторожничали. Путин взял разрешение на военные действия, и все гадали – что будет. Но Рашка молчала, нависнув огромной глыбой на востоке, а ожесточение росло. Зуб за зуб! Люди шли стенка на стенку. Что вчера казалось невозможным, стало обыденным. Убить? Запросто. И с обеих сторон. Не конфликты – война замаячила на горизонте. В это не верилось. Но какая война без солдата… Наш Червонозаводской район тоже забурлил.

Пошла шумная патриотическая трескотня по телевизору и в печати: говорили о целостности Украины, о Родине, о долге, о коварных «москалях», и неминуемой катастрофе, которая стоит у порога, и почти сразу объявили призыв.

«В Польше – наплыв студентов из Украины, – писали в „Вечернем Харькове“. – Многие едут на учебу за рубеж, чтобы избежать мобилизации. В стране за уклонение от службы дают реальные сроки – два года тюрьмы!» Я откладывал газету. Нагонять страхи у нас любили.

Мне не приходило в голову, что призыв коснется меня. Я, напротив, был уверен – что меня он обойдет стороной. Ну, может быть, когда-нибудь, если уж совсем «непруха». На заводе меня ценили и готовы были наделить какой-нибудь броней. «Завод имени Малышева» это не «шараш-монтаж». Мы занимались модернизацией танков Т-64 до «Булата» и легкой бронетехникой: БТР-3, БТР-4, «Дозор-Б».

– Надо засекретить военную технологию, – рубил воздух руками генеральный директор Николай Белов. – Наш блок цилиндров – это ноу-хау. Мы должны удержать его как интеллектуальную собственность. Передача литья любому стороннему, может доставить заводу убытки. По крайней мере, так считают спецслужбы.

«А вдруг агрессор узнает и украдет, – с улыбкой думал я, – еще можно засекретить пурпурный инопланетный „танк-автомат“ на шасси „Буцефала“ на котором разъезжал Максим Каммерер. Зачем его отправили Федору Бондарчуку в Россию»

Серьезная организация «Укроборонпром», где я трудился, вроде полная индульгенция, но отсрочка от призыва с новыми отмороженными властями не срослась. Никто ни смотрел на шаг вперед, не интересовался, что будет завтра. Пришла разнарядка! Начальник цеха Михалыч, нас всех собрал, рассказал, что лучше не поддаваться на происки «голубого глаза» и как лучше избежать призыва.

– Главное не расписываться в повестке. Немного побегать, поночевать у знакомых.

И все с этим согласились.

– Это не надолго Данила. Кампания пройдет, а там и война кончится! – подкручивая, обвислые запорожские усы, успокаивал он, когда мы возвращались после мероприятия. И ему хотелось верить. Михалыч был признанный авторитет, можно сказать второй батя.

На заводе не было добровольцев, кроме двух придурков из гальванического. У них наверно от химии мозги расплавились, плюс информационный шум. Ну так бывает!

– Захотели стать «хероями». В добрый час! – напутствовали мы их.

Призыв в Харькове забуксовал, показывая непопулярность в народе и слабость местной администрации. И тогда «Они» пришли на завод. Они знали, где нас найти. И никто не смог возразить. Теперь «Они» не жгли покрышки. Они были власть.

Меня в числе первых, под невинным предлогом – для смены фотографии – вызвали в отдел кадров. В двух шагах, двери в двери, располагался военный стол. Два амбала в коричневых костюмах уже подстерегали меня с кривыми ухмылками. Наверно они были из «правосеков» и лица у них были тупые и безразличные. Я вспомнил профессора Плейшнера, Цветочную улицу из фильма «Семнадцать мгновений весны», гестаповцев в штатском. Что-то похожее. Амбалы, не церемонясь, перегородили мне обратную дорогу. Руки у них были как грабли. Перекрыли и показали, что бы я заглянул в военстол. Иного пути не было. Я вошел.

Симпатичная, но уставшая девушка сидела за столом, который был загроможден принтером и ворохом бумаг. Говорила она скучно. Прочитала абзац из решения нового правительства. «Уже состряпали, – подумал я. – Оперативно работают». Просто долг Родине, просто священная обязанность!!!

Мои глаза скользнули по другому документу на столе: «28 апреля 2014 г. Верховная Рада одобрила мобилизацию автотранспорта в Украине».

– Вам все понятно? – отчеканила она сухо, и я для нее не существовал. Я был бесплотной тенью, миражем, которого так ждали на фронте.

«Почему у нее такие бесцветные глаза? – пронеслось у меня в голове. – Симпатичная, нормальная девушка, а глаза никакие». Я для нее не существовал. Ноль, к которому нужно было приделать палочку. Дала расписаться. Проводила, но прежде вышла и дала знак верзилам, что все в порядке. Они меня выпустили с такими же ухмылками, как и раньше. Не они ли жгли крымские автобусы? Может не они, но похожи.

Я не готов был к этому. Спектакль был разыгран как по нотам. Даже помнится, сварочную маску под мышкой держал. Думал ерунда какая-то, а вышел как оплеванный.

– Хитро-мудрое пи*орье! Удар под дых! – беленился я в бригаде. – Я бы и так пошел. Новой власти с этого начинать?! Типа «Фотографии смените!» И две гориллы с лошадиными мордами… и вилы в бок. Что нельзя было по-человечески?! Такого даже при Совке не было!

Это я так распалялся, рвал душу, а пацаны прятали глаза и молчали. Их спецовки еще не остыли от жара, пахли маслом и дымом, но они были в этот раз скромны как никогда. Но так брали только первых.

А тот, кто не пошел, кого успели предупредить, того на проходной выдергивали, и всё равно насильно заставляли расписаться. Уже без улыбок и церемоний. Часть пацанов, которых не выловили – успели уехать. В моем случае, когда расписался, это уже решетка. Играть с тюрьмой было не в моих правилах. Маленькая облава им тогда удалась. Мы оказались каждый по одному.

– Бегом в военкомат Укроп! – некстати пошутил кто-то из коллег, – и не смей увиливать от священного долга. Если дезертируешь, Ярош тебя расстреляет, а потом и повесит.