Николай Чепурных - Прости мне мои капризы

Резкий этот крик привел меня в чувство – как будто пробудил от крепкого, глубокого сна.

А может, я на самом деле заснул?

Стоя…

(Однажды подобный казус со мной уже случался. Я находился в суточном наряде по столовой – было это на первом курсе, в самом начале учебы, когда мой организм еще не перестроился полностью на новый, более напряженный, режим жизни, нежели на гражданке. Мыл в огромных железных раковинах кастрюли, тарелки, ложки-вилки, чистил не очень острым ножом картошку – механическая картофелечистка, как назло, вышла из строя… Ночь выдалась бессонной. И под утро у меня, быть может, как и у моих товарищей, начались «глюки», «видения» – рассыпанные по кафельному полу картофелины вдруг «ожили», стали «ползать», «перемещаться» в разных направлениях; то они «ползали» тихо, как неповоротливые черепахи, а то быстро, подобно вертким мышкам… В какой-то момент я, прислонившись плечом к стене, закрыл глаза и в тот же момент «отключился»…).

И опора у меня за спиной была – молодая, высокая осинка, чуть слышно шелестевшая листьями.

Значит, все это мне приснилось?

Очевидно, под воздействием волшебного своего «сна» (или чего-то другого, чему объяснения я дать не могу…), продолжая наблюдать за Ириной, – я в действительности почувствовал страстное желание: снять с себя одежду и войти в реку.

Мне захотелось выкинуть нечто из ряда вон выходящее! Буквально приспичило – оказаться рядом с Ириной, увидеть ее большие, отражающие льющийся лунный свет, с крохотными шариками зрачков – глаза, услышать прерывистое дыхание и сбившееся с ритма биение взволнованного сердечка, перебивающее стук моего собственного сердца.

Захотелось – коснуться ладонями чистого ее лица, провести по мокрым, вздрагивающим плечам, плотно захватить их в кольцо рук, привлечь ее к себе.

Стиснуть!

Сжать!

До крайнего физического предела!

Почувствовать тот опасный момент, когда она, не имея возможности сопротивляться, – вот-вот не сможет дышать.

Отпустить.

Подождать, пока она опомнится.

А потом: взять ее на руки и, прижимая легонько к груди, – бережно – как самую драгоценную в жизни ношу – нести над расплывшимся по водной глади – сияющим ликом луны…

Я фантазировал.

Витал в облаках.

За облаками.

Растравливал всего себя.

Терзал и кромсал, будто острым ножом, свое сердце.

Однако…

Каменным истуканом, в полной почти неподвижности, продолжал находиться на занятой ранее «позиции».

Следуя за Ириной взглядом, чутко улавливая и оставляя в памяти каждое прекрасное мгновение.

Веря в безгрешность и чистоту своих помыслов.

И не веря.

Сомневаясь.

Ругая себя – за ненужное это сомнение.

За нерешительность, опаску, или боязнь.

За все вместе взятое…

Ах, если бы она еще раз меня позвала! Все мои сомнения отпали бы тотчас!

Я был бы с ней рядом.

Близко-близко!

И дальше – уже не я один (не один!), а мы оба (оба!) – были бы ответственны…

За то, что могло между нами произойти!

Или не произойти.

Или – или…

Да!

Интересно: думала ли об этом Ирина? Не теперь, когда она занята купанием, а до того, ну, и – вообще…

Скорее всего – подобные мысли приходили ей в голову!

По-другому просто не может быть!

А почему не может? Учитывая разницу в возрасте и, соответственно, несовпадение (или как бы несовпадение…) наших жизненных, природных «циклов»…

(А индивидуальность личности? Относится к Ирине. Всякие, там, особенности строения и развития организма? У одного человека организм такразвивается, у другого этак, у третьего еще как-то… Разные особенности – разные потребности у этого самого организма. С этим как быть?).

Надежда на то, что « потребности» возьмут над Ириной верх, и она, подчинившись им, меня позовет, – не оправдалась.

Казалось, она и вовсе забыла о самом моем существовании.

По-прежнему, весело, себе, плескалась.

Смеялась.

Играла с кроткой рекой…

Минут через десять купальщица, подняв напоследок порядочный фонтан брызг и сопроводив это действо множеством звучных, наполненных бурным восторгом, восклицаний, – завершила водные свои процедуры.

Быстрым шагом она приблизилась к берегу и вышла из реки.

Покинув теплую воду, – Ирина вновь оказалась в атмосфере прохладного воздуха. Только теперь его воздействие на нее было – более острым.

Состояние восторженности – также быстро у нее прошло.

Стоя на остывшем песке, на который с мокрых ее волос, и всего тела, стекала влага, она сильнее прежнего вдруг вся – сжалась, съежилась, стукнула раза три зубами.

Из полуоткрытых уст девушки выпорхнули несколько отрывистых, неразборчивых звуков – из тех, что человек издает, когда его знобит от холода.

– Тебе холодно? – не отрывая от Ирины глаз, сочувственно спросил я ее. Это все, что пришло мне в голову в тот момент. Помочь ей я ничем не мог.

– Хо… ло… не… м… но… го! – вздрагивая, ответила Ирина. – Мои ма… малень… ки… кие се… сес… трич… чки заме… мер… з… зли…

– Какие се… сес… трич… ки? – невольно копируя Ирину, спросил я. – Вроде бы у тебя одна сестра – Анька, но ее здесь нет.

– Мои двойня… ня… шки – близня… ш… шки…

Вот, теперь до меня дошло!

Доехало!

«Добежало»!

Классно она придумала! Здорово! Сестрички-двойняшки… Двойняшки-симпатяшки…

Да…

Только – истины ради говоря (именно ради истины…): не такие уж они и маленькие! Наблюдение, сделанное мной не теперь…

Пытаясь хоть немного согреться и обсохнуть, – Ирина энергично замахала руками. Так машут, разминаясь, на уроке физкультуры ученики.

Я же не придумал ничего лучшего, кроме как включить магнитофон. Пусть машет под музыку. По крайней мере, скорее согреется.

(Ко всем прочим имеющимся во мне недостаткам – добавился еще один. Оказывается, я, в известной степени, нахал, циник!).

– Чт-то-о эт-то-о за-а пе-э-сня-а? – выполняя вольные (и «невольные», вызванные воздействием холода…) упражнения, одновременно отстукивая зубами какой-то сумбурный, лишенный ритма, «марш», спросила Ирина.

– Это замечательная песня, на французском языке, она мне нравится с детства! – неопределенно ответил я, сосредоточив на Ирине все свое внимание, сконцентрировав до предела зрение – чтобы лучше ее видеть.

(Должно быть, сейчас я в определенном смысле был похож все на того же – голодного волка из известной сказки, принявшего на себя облик бабушки, с жадностью взирающего на Красную Шапочку – с «благородной» целью ее слопать…).

– О че-о-м он-а-а?

– О любви!

– Ка-а-ко-о-й лю-у-б-ви-и?

– Между женщиной и мужчиной. Тебе еще рано об этом думать!

Здесь я, что называется, на голубом глазу слукавил, потому что на самом деле так не считал. По поводу того, что рано…