Василина Жидких - Я хочу еще

Артем Валерьянович хмурится и смотрит на мои длинные рукава, и я не смогла понять знает ли он о порезах. Сказал ему Артур об этом или умолчал? Наверное, сказал, подумала я и задрала рукава свитшота, вытягивая руки вперед. Порезы не были глубокими и уже начали затягиваться, но все равно были видны.

– Петра, Вы пытались покончить с собой или намеренно резали себя?

– Я не знаю, – потому что не помню, как это вообще произошло. – Просто в какой-то момент я перестала понимать, что творится в моей голове. Там словно появился кто-то чужой, и мысли этого человека, стали моими. Я уже не я.

– Можно взглянуть? – Артем Валерьянович придвигается ближе и протягивает ко мне руку. – Когда это случилось? – ласково спрашивает он, разглядывая рваные порезы.

– В прошлую субботу, – Артем Валерьянович отпустил меня, а я снова натянула рукава по самые пальцы.

– Артур говорил, что у Вас паническое расстройство. Как часто случаются приступы? – он снова делает пометки в бумаге.

– Чаще, чем я того хотела бы. Иногда бывает, что один раз в неделю, а бывает, что по три раза, – от одного раза сложно отойти, а после трех, я готова пойти на все, лишь бы этого больше не испытывать.

– Вас отправляли к кардиологу и эндокринологу?

– Я проходила их, но нарушений или отклонений не было.

– Во время панического расстройства, люди могут неосознанно навредить себе сами, – оторвавшись от бумаги, он пронзительно смотрит на меня из-за стекол квадратных очков. – В тот день, когда Вы порезали себя, это было похоже на панический приступ, или это было что-то другое? Можете рассказать, что произошло?

– Начиналось все именно так, – я помню, как бешено колотилось сердце. – Я пыталась успокоиться, но в какой-то миг я перестала чувствовать свое тело. Помню, как сильно испугалась, когда посмотрела в зеркало.

Мое отражение что-то говорило мне. Я видела, как шевелятся губы, но я была уверена, что молчала.

– Может воды?

– Нет, спасибо, – я мягко отказалась и смахнула нахлынувшие слезы, которые не сразу почувствовала на своем лице. – А еще я стала часто плакать. Без причины могу разрыдаться, это выматывает.

– Ничего страшного, – Артем Валерьянович протягивает мне картонную коробку с салфетками. – Возможно гормональный сбой. Цикл не нарушался? Задержки не было?

– С этим все нормально, – за этим я слежу куда пристальнее.

– Хорошо, но к эндокринологу я все равно выпишу направление, – он снова натянуто улыбается. – Что было дальше?

– Не помню, – тихо ответила я, пытаясь вспомнить что было в ту субботу. – Я уснула в ванной на полу, а, когда проснулась, то вроде как пришла в себя. Я не сразу поняла, что произошло, пока не увидела кровь. Я не испугалась, а молча встала, чтобы вымыть руки и тогда увидела то, что казалось мне игрой разума. – Закрыв лицо руками, я глубоко вдохнула. – Думала это обман зрения, но на зеркале на самом деле была кровавая надпись, – я поняла, что это была кровь, когда убиралась в ванной комнате.

– Что было написано?

– "Бес", – я снова вытираю слезы и отворачиваюсь не в силах смотреть в пронзительные голубые глаза. – Меня сестра так в детстве называла. Мы не в самых лучших отношениях, – и это еще мягко сказано. – Но я не общалась с ней уже больше трех месяцев. Я вообще разговаривала с мамой, когда это все произошло.

– Вы не думали о том, почему сами себе написали это послание? Почему бес? Иногда мы сами знаем корень проблемы, но игнорируем его.

– Я могу лишь догадываться, – коротко выдохнув, я попыталась расслабиться. – Сестра всегда считала меня наказанием за грехи родителей, для нее я была зловредным демоном, разрушающим нашу семью, только тогда я ей не верила, но сейчас… – Черт, а он прав. – Кажется я сама себя бесом считаю.

– У Вас сложные отношения с сестрой?

– Очень сложные.

– Вас это сильно тревожит?

– Совсем нет, – меня давно перестала трогать придурковатость старшей сестры. – Мне плевать на нее, меня не трогает и хорошо. Дело не в сестре, а в матери. Меня давно не покидает мысль, что я не нужна ей.

Маме никто не нужен.

– И за это Вы на нее в обиде?

– Нет, я в обиде на нее за то, что она не может этого признать. Она не может набраться смелости и сказать самой себе, что дети для меня не главное. Если бы она это признала, всем было бы проще, а так эти игры в "дочки-матери" напрягают. Она пытается быть нужной нам, но ей не интересны ни наши проблемы, ни наши жизни. Мама всегда была сама по себе, – я вообще не понимаю, зачем она рожала, если не готова быть матерью. – Мы ей в тягость, – мы обуза от которой она сбегает. – Я хочу для вас самое лучшее, говорит она, когда в очередной раз откладывает приезд.

– Не кажется ли Вам, что Ваши слова звучат эгоистично?

– Кажется, поэтому я никогда не говорю об этом вслух. А Вам не кажется, что ребенок может чувствовать, когда он не нужен своим родителям? – спрашиваю я в ответ. – Я чувствую, что никому не нужна.

– А Вам самой кто-то нужен?

– Да, и это не мама, – точнее уже давно не она. – Есть люди которые мне нужны, и если Вы сейчас спросите говорила ли я с ними о том, что со мной происходит, то нет, я не говорила.

– Если не секрет, можете сказать кто эти люди, и почему Вы не говорили с ними об этом?

– Дедушка, он уже в возрасте и у него слабое сердце, я не хочу, чтобы он волновался. Ему и так хватает забот, не хочу его тревожить. – Бабушку парализовало после инсульта и весь его мир теперь крутится вокруг нее, я не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым за то, что не может сойти с орбит. – Сводная сестра, мы не так близки, но у нас есть особая связь. И Алекс, мы с ним дружим с детства и по его просьбе я здесь, – только с ним я почти открылась. – Ну и Артур. Все. Наверное, моя ошибка в том, что я слишком поздно обратилась за помощью. Я долго игнорировала проблему, или может на самом деле не замечала, что у меня довольно надолго затянулось плохое настроение, которое привело к странным мыслям.

– Вы нашли силы, чтобы признаться себе в том, что Вам на самом деле нужна помощь, что в нашем суровом менталитете довольно редкое явление. Вы не опоздали, а пришли вовремя. – Я кивнула, но должного облегчения не почувствовала, не думаю, что оно должно было появиться. – Сейчас Вы себя хорошо чувствуете?

– "Хорошо" это относительное понятие. У меня все как обычно, – ответила я на секунду задумавшись о том, какое у меня сейчас состояние. – Мое "как обычно", это состояние, в котором я живу уже больше пяти месяцев, – если так задуматься, то со мной творится что-то неладное уже давно.

– Вы можете дать определение этому состоянию в нескольких словах? – Артем Валерьянович потянулся за бумагами и взяв их в руки, стал что-то быстро писать. – Это заметки на основе которых я буду оценивать Ваше состояние, – его взгляд остановился на моих руках и снова вернулся к карте. Он уже оценил мое состояние.