Василина Жидких - Я хочу еще

– Черная дыра, – быстро ответила я, потому что уже думала о том, как это называется. – Вакуум, – это одно слово, но оно подходит идеально.

– Можете сказать, когда впервые заметили свое` странное поведение? Может быть странные мысли? Когда Вы впервые обратили внимание на то, что с Вами, что-то не так?

– Не так давно, если подумать. Мой образ жизни многими осуждается и в какой-то момент, меня перестали волновать слухи, которые ходят обо мне в академии. Я тогда обрадовалась тому, что наконец-то повзрослела, а оказалось, что мне было все равно на то, что обо мне говорят. Просто плевать.

– Разве это плохо?

– Плохо, когда это "просто плевать" распространяется не только на слухи, но и на всю жизнь. Я ложилась спать и вспоминала, что не ела сегодня, и такая плевать, утром поем, но утром я не ела, потому что нечего было есть. Я забывала покупать еду, потому что мне все равно. Мне приходилось идти в магазин и что-то покупать, когда я на репетициях падала в голодные обмороки, – преподаватели боялись, что я загоняю себя долгими репетициями или занятиями в тренажерном зале, но все было проще, я тратила больше энергии, чем получала. Поражаюсь, как я еще не умерла во время какого-нибудь танца. – Но я не понимала, что это голодные обмороки, потому что не чувствовала голода.

– Когда Вы заметили, что плохо едите, Вы это исправили?

– Поставила себе напоминания. Я ем, когда напомнит телефон.

– А Вы пытались как-то изменить положение, когда поняли, что плохое настроение, это не плохое настроение?

– Я скорее не изменить пыталась, а скрыть и забыть, – ответила я, поразмыслив о том, что я начала для этого делать. – В нашей академии довольно подвижные творческие ребята, которые любят веселые вечеринки.

– Вписки?

– Можно сказать и так, но это слово ужасно.

– Вы стали ходить на вечеринки?

– Ходила я и до этого, но мне нравилось проводить время с друзьями и танцевать, а после, я стала пить, и когда поняла, что алкоголь может заполнить ту пустоту в моей груди, то перестала себе отказывать.

– Петра, прежде, чем принять решение, мне нужна Ваша медицинская карта и некоторые анализы. Список Вам даст медсестра, когда будете уходить.

– Мы уже закончили?

– Нет, мы только начали.

***

– Я не думала, что буду выжата как лимон, – тихо сказала я Алексу, чтобы шедший за нами Ян ничего не услышал. – Он из меня все соки выжал, мне кажется, я никогда столько не говорила, – и никогда столько не рассказывала, хотя, казалось бы, после Самойловой я должна быть готова ко всему.

Он задавал самые откровенные вопросы, и ждал не менее откровенных ответов, для которых я не была готова. Я не хотела говорить о сестре, о нашем с ней детстве, но, когда он спрашивал и смотрел на меня так пронзительно, язык сам развязался. Хотя я немного рассказала.

– И что дальше? – так же тихо спросил Алекс, искоса оглянувшись назад.

– Не знаю, – я задумалась об этом, когда уже стояла на остановке. – Мне надо сдать анализы, может быть после этого будет известно точно?

– О чем шепчетесь, голубки? – я вздрогнула, когда мне на плечо упала рука Яна, резко притягивающая меня к нему.

– О том, как по-тихому от тебя избавиться, – отвечаю я, сбрасывая его руку. – Мы можем сегодня чуть раньше закончить?

Я еще не говорила с мамой, и я все еще не извинилась за то, что вспылила тогда на улице.

Прошло уже два дня, а я еще ни разу не говорила с ней. Я писала ей на следующий день, но она не отвечала, и звонки мои игнорировала. Боясь, что могло что-то случиться, я позвонила Дане, и он сказал, что мама была со Стасей весь день. Вчера поговорить с глазу на глаз тоже не удалось, потому что мы были допоздна в академии и, когда я пришла домой, мама уже спала, а когда я уходила сегодня утром, она еще спала. Надеюсь, мне получится сегодня застать ее дома.

– Наверное не судьба, – пробормотала я себе под нос открывая дверь квартиры своим ключом.

Я звонила в дверь несколько раз, мне никто не открыл, и я уже была уверена в том, что дома никого нет, но переступив порог, я услышала негромкое бормотание телевизора, и увидев спокойно сидящую на диване маму, я растерялась и забыла обо всем, что хотела ей сказать.

По дороге домой, я долго думала о том, как бы мне правильно извиниться перед ней, чтобы не сделать хуже, но от вида ее пустого и безразличного взгляда, устремленного в телевизор, мне стало не по себе. Мало того, что я тут же обо всем забыла, так еще язык словно к небу прилип. Смотря на нее, я подумала, что нам стоит поговорить позже, но, как сказал Артем Валерьянович, проблемы не надо откладывать, их надо решать сразу, чтобы не было непоправимых последствий.

– Я там звонила, – говорю я, неловко заходя в комнату, переминаясь с ноги на ногу. Одно дело решить, а другое дело начать этот разговор. – Ты, наверное, не слышала? Телевизор слишком громко … – Говорить со стенкой, очень неловко, а когда эта стенка живой человек, который делает вид, что меня не слышит, неловко вдвойне. Я говорю с ней, но она упрямо делает вид, что меня здесь нет. – Мам, мы можем поговорить? – я делаю еще шаг на встречу к ней, но она делает большой шаг назад, делая звук еще громче. Она отталкивает меня. – Мам, – я зову ее громче, но она не реагирует, даже не моргает, будто бы меня и правда здесь нет. – Я извиниться хочу, почему ты со мной так поступаешь? – мама снова не отреагировала. – Так и будешь молчать? Мам! – надрывно кричу я, выхватывая пульт из ее рук. Я выключаю, этот идиотский телевизор, и жду, когда мама посмотрит на меня, но она не смотрит. Упрямо буравит глазами темный экран за моей спиной.

Сжимая в пальцах этот злосчастный пульт, я, озадаченная маминым поведением, обескураженно наблюдала за тем, как она убирает плед с ног, берет телефон, лежащий рядом с ней и встав с дивана, демонстративно молча проходит мимо меня, даже не удостоив взглядом.

Мама выходит из гостиной и выключает за собой свет, словно после нее в комнате больше никого не осталось.

Наверное, она думает, что таким образом наказывает меня. Может быть мама думает, что, игнорируя меня, она заставит задуматься о поведении? Вот только незадача, я уже не маленький ребенок и на одном чувстве вины далеко не уедешь. Я выросла и со мной надо говорить. Мне надо уделять гребанное внимание, а она вместо того, чтобы выслушать меня, даже не говорить со мной, а послушать то, что я скажу, просто уходит, выключая свет.

Она сейчас не в гостиной свет погасила, а в моем сердце, оставляя меня одну в кромешной тьме на съедение собственным монстрам. Она бросила меня. Снова сделала это.

Я была так рада ее приезду, но это было тогда, а сейчас я хочу, чтобы она уехала.

Хочу, чтобы мама вернулась в свой идеальный мир в Чехии, а меня снова оставила гнить в этом болоте.