Джоанна Троллоп - Испанский любовник

Фрэнсис ждала. Ждала момента, чтобы сказать, что уже выбрала для мальчика имя, что к ней приходила Ана и рассказала о подобранной квартире, симпатичной, по ее словам, и расположенной в четверти мили от стадиона для корриды. Все это были достаточно тривиальные вещи, о которых она только и могла говорить с ним сейчас, в надежде, что в ответ он скажет что-то важное. А он продолжал стоять у окна, с прижатым к плечу мальчиком, и Фрэнсис отдала бы сейчас все на свете, чтобы узнать, о чем он думает.

– Луис?

Он не ответил. Он не двигался. Он просто продолжал стоять у окна, так что Фрэнсис не видно было ни его лица, ни лица малыша, уткнувшегося в шею отца. Она повернулась на бок, помогая себе рукой, ухватившись за край тонкого матраца.

– Луис? Луис, о чем ты думаешь?

Он обернулся к ней. Его щеки были мокры от слез и влажно поблескивали, будто покрытые глянцем.

– Луис?

– Я… Я не знаю, что сказать тебе…

– Ты счастлив? – весело, но настойчиво спросила Фрэнсис. – Разве ты не счастлив сейчас?

– Счастлив? – переспросил он с неожиданной насмешкой. – Разве этим глупым и куцым словом можно выразить то, что я чувствую?

Он повернул голову и поцеловал ребенка, затем передвинул одну руку с тем, чтобы обхватить малыша покрепче, а другой достал из кармана носовой платок и громко высморкался. Ребенок даже не пошевелился. Глядя на них, Фрэнсис почувствовала, что сейчас лишится сознания. Она посмотрела вниз, на пол, мимо побелевших от напряжения костяшек своей руки, вцепившейся в матрац. Вот оно! То, чего она так ждала! Этот миг, когда Луис, не в силах совладать с собой, любовно целует их ребенка!

– Он прекрасен, – сказал Луис. – Он красивый…

– Да.

– Он выглядит таким смышленым…

– Конечно.

– Он похож на тебя.

– И на тебя.

– Да, – в восхищении проговорил Луис, – да, он похож на меня, разве нет? Он похож на меня!

Фрэнсис отпустила матрац и передвинулась обратно на середину кровати. Она сказала:

– Его зовут Антонио.

– Разве? Почему Антонио? У нас в семье нет ни одного Антонио.

– И в моей семье тоже.

– Тогда почему?

– Потому что мне нравится это имя. Потому что его легко произносить и англичанам. Потому что… – Она замолчала.

– Что? Потому что он сможет стать Энтони Шором, если захочет?

– Да.

– Но…

– Луис, – сказала она и с шутливым упреком посмотрела на него.

Он снова поцеловал ребенка.

– Он уже любит меня! Посмотри!

– Да.

– Ты восхитительная! – с неожиданной силой воскликнул Луис. – Ты замечательная. Ты такая молодец, что решилась родить этого ребенка!

У нее перехватило дыхание. Он стоял над ней, крепко прижав к себе малыша. На лице Луиса отражались сильные чувства, может быть, даже страсть. Но когда… но когда Фрэнсис подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, она поняла, и сомнений тут быть не могло, что эта страсть была больше не для нее.

„Моя квартира тоже расположена в многоэтажном доме, – писала Фрэнсис Барбаре, – и утром она залита солнцем, а балкон достаточно большой, чтобы держать там коляску Антонио. Кстати, оказалось очень нелегко найти здесь подходящую для мальчика коляску. Испанские коляски ужасные: все в рюшках, как будто специально сделанные для фламенко. Лиззи упала бы, увидев мою мебель, – она похожа на плохие декорации к „Кармен" в постановке самодеятельного театра. Но я не обращаю на это внимания. Главное, что в квартире светло и она удобно расположена. Рядом, в двух кварталах, отличные детские ясли при женском монастыре. Воспитательницы там монашки. Это очень кстати, поскольку в будущем месяце я уже начну работать".

Монашки носили светло-серые одеяния, из-под которых виднелись белоснежные чулки и ярко начищенные черные кожаные туфли. Они принадлежали к небольшому ордену, основанному в пятнадцатом вене двумя состоятельными и набожными сестрами. Главной целью ордена были забота о сиротах Севильи и, что важно, воспитание из них истинных католиков. Когда-то давным-давно в стене рядом с главным входом в конвент было устроено подобие окна, закрывавшегося створной со специальной разъемной железной клеточной сзади. Оно предназначалось для помещения туда нежеланных детей. Теперь створка была заварена, но сестра Руфина, заведовавшая детскими яслями, открытыми специально для работающих матерей, рассказывала Фрэнсис, что и сейчас, хотя и редко, по утрам монашки находят на ступенях главного входа новорожденных детей в пластиковых корзинах для белья. Сестра Руфина считает, что этих детей подкидывают девчонки из бедного района Триана, где широкое распространение получили наркотики. У нескольких младенцев обнаружили признаки наркотического отравления. Подкидышей монастырь сразу же отправляет в больницу, поскольку приюта в нем больше нет: сейчас осталась только клиника матери и ребенка и детские ясли.

Антонио очень понравился сестре Руфине.

– Какой красивый мальчик!

– И очень веселый, – сказала Фрэнсис.

– Он хорошо спит?

– Нет. Он – настоящий испанец, он – мужчина, способный петь и танцевать ночи напролет.

Договорились, что начиная с лета Антонио будет находиться в яслях с восьми утра до трех часов пополудни пять дней в неделю. В это время Фрэнсис будет работать. Проявленное ею терпение и упорство дали свои результаты: теперь она стала компаньоном в новой туристической компании, название которой еще не было дано. Фрэнсис нравилось „Необычные путешествия". Ее старший партнер Хуан Карлос Мария де Ривас предпочитал „Испанско-английское туристическое агентство". Фрэнсис удалось отыскать еще около десятка симпатичных небольших гостиниц, разбросанных на западной оконечности Андалусии. Некоторые из них принадлежали обосновавшимся в Испании англичанам и полностью отвечали вкусам ее соотечественников. Одновременно Фрэнсис прорабатывала программы для групп состоятельных испанцев, желающих отдохнуть в уютных гостиничках, расположенных в английской провинции. Их подыскивала Ники. Фрэнсис также продолжала работать с „Посадас де Андалусия". Изредка она получала вежливые, но формальные письма от Хосе, а раз или два приходили послания от Луиса, подписанные его секретарем.

„В отношении денег приходится, конечно, крутиться, – писала Фрэнсис Барбаре в очередном из направляемых ей регулярно, раз в две недели, писем, – но, думаю, справимся. Странно видеть, насколько по-разному формируются цены в разных странах и как по-разному тратят деньги люди. Я подружилась с доктором Рамирес, которая принимала Антонио, и мы с ней собираемся вместе обучаться верховой езде. Довольно часто встречаемся с Аной. Не знаю, люблю ли я ее, но она выказывает ко мне знаки явного расположения, за что я ей благодарна. Луиса вижу, когда он приезжает за Антонио…"