Грета Горбъ - Школа счастья. Роман

– Анна! – выкрикнул мэтр Лукиан Саларьев.– Вива Анна!

Что звучала «Виванна»… она было возразила: «никакая ни ванна», да запнулась, замялась, заминку превратила в улыбку.

Урок начался.

После разминки мэтр показал трехминутное видео «Павильонный вальс». В Трианоне, роскошном излюбленном уголке самой бедной из королев, на лужайке у фонтана со статуей, у которой вода лилась из пояса вверх по траектории перевернутого тюльпана вокруг талии и тут же спадала вниз, образуя колокол прозрачного водного кринолина, три пары, выстроившиеся в две шеренги лицом друг к другу, танцевали под звуки арфы и клавесина. Кавалеры в кафтанах раскланивались со своей дамой, затем с дамой справа и слева. Первая дама и второй кавалер брались за руки, вращались вправо и возвращались на место. То же проделывал первый кавалер и вторая дама. Затем вся шестерка танцующих бралась за руки и совершала променад по кругу из восьми шагов pas de Bure в такт музыке и возвращались в исходную позицию. Первая и вторая пара брались за руки, образуя два квадрата, и обходили друг друга по траектории квадрата, двигаясь в противоположном направлении, pusset или же тяни-толкай: первая вычерчивала квадрат шагами вперед, вторая – назад. Третья пара кружилась на месте, взявшись за руки. Цикл этот повторялся трижды и завершался вензельным росчерком финального поклона.

Все ахнули в восторге от очаровательной простоты танца и захлопали:

– Простенько и великолепно!… Гениально!.. Какая рафинированность! Изыск!… Грация во плоти танца!

Все были счастливы; Харианна тоже сияла, как солнце в зените.

Вбежал Ян Покленов:

– Пардон! Тысячу раз! Клиент задержал… Клиентка… корсет слишком узкий.

– Привет, Ян! Переобувайся!

– Что за экстаз? – поинтересовался он, надевая чешки.

– Мы глотнули нектара с амброзией, – загадочно прошептала Милена.

– А, может, чего-то другого нанюхались? – пошутил Ян, поймал за руку Харианну, оказавшуюся буквально под рукой и стал с ней в ряд танцующих. Стали разучивать это павильонное чудо танца, он свивался легко и красиво, плавно и размеренно. Повторив цикл танца раз двенадцать, усвоили так, что, казалось, и после смерти будешь помнить.

Перерыв был заслуженным. Кто пошел покурить, кто просто лясы точил:

– Вот я пришел на танцкурс, чтоб расширить круг своих клиентов, а точнее, клиенток, – откровенничал Покленов.– Их пока не нашел, зато познакомился с такой милой, такой фарфоровой девушкой, как Харианна.

Роза потянула воздух носом:

– Ты про Аньку-то? Блондинка. Чем волосы белее, тем извилины прямее.

Ян удивленно смерил взглядом ее лысину:

– Ну, знаешь, рыженьких вообще в костер бросали. А против блондинок холодная война по сей день идет. Им все завидуют, их очерняют и при этом все красятся в блондинок. Редко кто красится в брюнетку. И уж точно не блондинка.

– Да уж, – впервые вышел из футляра человек, имени которого Харианна не помнила, – в Риге проходит ежегодный парад блондинок. Исчезающий вид.

– А ты откуда знаешь?! – возмутилась его востроносая Юлька, кстати, брюнетка.

– Так Европа ж, – и человек тут же спрятался в футляр, будто улитка. Юлия кивнула: мол, ничего, ничего, мы еще поговорим про парад блондинок.

«Ах! – разглядела очевидное Харианна.– То-то они всегда вместе, муж и жена».

Три хлопка в ладоши при акустике зала оглушили, оповестив о командах мэтра, последовавших, как гром после молнии:

– А теперь крепкий орешек: Французская кадриль! Танцуют все, кто знает танец! Кто не умеет, не танцует!

– Кто не работает, тот не ест, – усмехнулась Харианна.

– Хари, тебе еще рано кадриль, – распоряжался мэтр танца, – понаблюдай пока.

– Но я хочу выучить эту кадриль, – возразила она.– А не стоять за кадром.

– Всему свое время. Не спеши в камыши.

Харианна вышла из зала на террасу:

– Ах-х-х, убиться и не жить, – она стала следить за танцем через стеклянную дверь, повторяла проходку «шаг – шаг накрест – шаг» туда и обратно; тут, главное, чтоб шаг был с подскоком, это придавало движению легкости и стремительности. Но фигуры, требующие участия четырех и более танцующих, в одиночку повторить нельзя. Один в поле не воин, а путник. Один в светских танцах не балерун, но баран.

После кадрили гоняли набившего оскомину «Святого Бернарда»; топанье каблуками, как копытами было солдафонским, не для изящных дам, и Харианна смягчала притопы каблуков.

Урок закончился, и она перехватила мэтра на выходе:

– Простите, я хотела….

– Да, что ты хотела, крас-с-с-савица! – как обычно, паясничал он.

Харианна смутилась:

– Ходить на два урока в неделю.

Саларьев прищурился в улыбке:

(«Где я видела эту улыбку?! – сверкнула молния в памяти).

– Не-е-ет! – проблеял мэтр.

– Но я же буду платить за уроки! Я вообще ходила бы и все три раза. Один раз – почти не в счет!

– Не-е-ет! – затормозил её мэтр.– Дело даже не в деньгах.

– Как же, – опешила Харианна, – кто платит, тот и заказывает музыку…

– Нет, нет, ты и так скачешь семимильными шагами. Люди и так ропщут, что я тебя вперед протаскиваю.

– Протаскиваешь?… Ропщут? Вместо того, чтоб радоваться чьим-то успехам?! – Харианна теряла Дар Речи.– Я ведь только сдвинулась с мертвой точки. Меня поздравить бы надо!

– Поздравляю! Да, надо! Но люди протестуют. Мне уже высказывались, -корчился мэтр.

– Да они больные! Им лечиться надо! А не кому-то жизнь калечить.

– Ну-у-у, – кивнул мэтр, расставив руки, – не спорю, согласен руками, ногами, если хочешь, рогами, – он потряс головой, – но поделать ничего не могу. Народ обидится и разбежится. А мне нужна массовка.

– Обидится, что я научилась танцевать?

– Ты научишься. Два-три года и будешь, как заводная балерина в музыкальной шкатулке. Тогда никто рта не откроет. А так нельзя, чтоб ты за полгода освоила то, на что у других ушло три. Несправедливо! Где равенство?

– Ах, несправедливо?! Тогда зачем ездить на «Тесле», если можно на «Жигулях»?

В зале погас свет. Что ни делается, все к лучшему. В темноте в памяти вспыхнул портрет Ленина. Он лукаво улыбался. И улыбка эта была такою же, как у Саларьева, Лукиана.

Началась первая в жизни Харианны экзаменационная страда. Она ломала голову, как раздвинуть время, сделать его безразмерным. Ведь это возможно, коль существует вечность! Ей-то, вечности, без разницы, сколько длится час – шестьдесят минут или триста. Раздвинуть время – это как расширить дом: сломал стену и построил новую на десять, сто метров дальше. Хотя, наверное, это есть хроноутопия, повод для сказки, а в мире материи это нарушит весь круговорот циклов в природе, спать-то клонит, когда солнце село. Ведь Хронос против Хаоса! Хронос – устроитель порядков и организованности. Но, несмотря на хроническую нехватку времени, доводящую до таких фантасмагорий, Харианна все отставила бы ради танцев. Иначе что это за жизнь? Сухарь в плесени, каша без масла, макароны без сыра, камин без огня, питье из пустой кружки. Танец в ее жизни будет всегда. Наравне со словом. Танец и Слово – ее два крыла, она поднимется на них в небеса, ибо в Слове и Танце можно совершенствоваться до бесконечности, сей подруги (или сестры?) вечности. Это же контрданс, который танцуют пространство и время, которые могут сказать друг о друге: « Мой вечный визави в кадрили». 2 2 Лермонтов М. Ю.