Эли Фрей - Жизнь на Repeat

Артем страстно любил триллеры и ужастики.

– Ну, погнали, че делать-то, – сказал я с напускным равнодушием.

В кинозале мы сидели на последнем ряду, справа налево – я, Артем, его новая девушка. Я смотрел в экран, а рядом Артем страстно целовался с Женей. Нет, с Катей. Или все-таки с Женей?

Было довольно прохладно, я поежился и пожалел, что не накинул ветровку. Сладко пахло карамельным попкорном. Я не понимал, о чем фильм. Все мои мысли были сосредоточены на том, что происходит рядом. Я старался сконцентрироваться на сюжете, отстраниться от влажных звуков над левым ухом, но не мог.

Я искоса смотрел на Артема. Одной рукой он обнимал девушку, другая свободно лежала у него на бедре. Я видел только коротко стриженный затылок Артема, его мощную шею, крохотные ушные раковины, плотно прижатые к черепушке, – всегда считал, что Артем в прошлой жизни был питбулем. В моменты, когда на экране появлялись светлые кадры, я мог даже разглядеть на шее Артема родимое пятно в форме инфузории-туфельки.

Я перевел взгляд на свободную руку Артема – она была так близко… Я медленно потянулся к ней. Мне вдруг нестерпимо захотелось осторожно дотронуться до нее, как будто случайно. Тут же у меня перехватило дыхание, а тело бросило в жар. Я отдернул руку и вскочил.

– Ты куда? – Артем отлип от своей девушки.

– В туалет.

– Колу захватишь, а?

– Окей.

В туалете я долго умывался холодной водой, затем посмотрел в зеркало. Ничего привлекательного в моей внешности никогда не было, хотя длинное лицо и выпяченная челюсть определенно придавали мне особый лошадиный шарм.

Волосы рыжеватые – но недостаточно яркие, чтобы в младших классах быть объектом всеобщих насмешек, а в старших – причиной томных взглядов и грустных вздохов одноклассниц. Черты лица – слишком мягкие, чтобы считаться брутальным мачо или хотя бы однажды им стать… эх… а так хотелось! Всегда в этом плане завидовал Артему, чье лицо как из камня высекли. Однажды в детстве, когда у нас дома гостила тетя, она сделала нечто странное, что я навсегда запомнил, – взяла мое лицо в ладони, дохнула запахом отварной свеклы и лука и назвала меня очень чувственным мальчиком. С тех пор я всячески старался искоренить из себя чувственность, а из своего рациона – свеклу и лук. Хотя до конца я никогда не понимал, что тетя имела в виду.

Волосы я всегда стриг коротко и просто, избегал новомодных причесок. Куда бы я ни шел – в школу, гости, на свадьбу двоюродной сестры, – одевался так, будто в самый неожиданный момент может подвернуться случай побросать мяч в кольцо. На уроках физкультуры в построении по росту я всегда был в первой половине, да и дрищом не считался – на моем прессе вообще можно сыр тереть! Но в нашей команде я был одним из самых низких и тощих.

Я долго разглядывал себя в отражении. Что-то меня насторожило. Это был все тот же я, но все-таки… нет. Я увидел в отражении кого-то совершенно незнакомого. Там, в зале, я осознал, что именно всегда тревожило меня в отношениях Артема с его девушками. Я прижал ладони к пылающим скулам. Потом убрал одну руку и стал бить себя по щеке. Снова и снова.

Мы дружили с первого класса, а точнее – с первого дня учебы. Помню все как вчера. Мы сидели рядом на уроке лепки. Каждой паре велели вылепить из пластилина дерево на специальной дощечке. Наше дерево вышло самым красивым – у Артема был настоящий талант. Извилистые линии ствола, каждый листок детально прорезан. Мы закончили работу раньше всех, и было еще много времени. И тут я сказал, что дерево – это очень скучно, картину надо «овеселить». И вылепил рядом маленькую писающую собачку. Уточнение – кобельчика. Мы могли бы получить пятерки, а нашу работу поместили бы в рамочку и почетно повесили бы на стене, но вместо этого мы получили метку «Позор!» в дневниках. Но мы были счастливы. Гневное замечание красной ручкой, одно на двоих – вот что связало нас и дало начало крепкой дружбе длиной в десять лет.

Я хотел быть на месте каждой из девушек Артема. И сейчас я хотел сидеть рядом с ним на заднем ряду, и чтобы он целовался со мной, а не с ней.

Я гей. Эта новость долбанула меня кирпичом по макушке. Это больно, черт. Но больно не от понимания, что я отношусь к представителям нетрадиционной сексуальной ориентации. Просто я был на сто процентов уверен, что парень, в которого я втрескался, – не гей.

Серафима

В четырнадцать лет я узнала, что не смогу иметь детей. Это случилось после школьной диспансеризации, на которой девочкам нашего класса предстоял первый осмотр у гинеколога. Как сейчас помню – вот все мы сидим в очереди и жутко боимся, рассказываем друг другу всякие страшилки. Кто-то говорит, что нас будут лишать девственности огромным гинекологическим зеркалом. Кто-то утверждает, что зеркало запихают в задний проход, чтобы через него что-то там прощупать и посмотреть. Кто-то вообще считает, что осмотр нужен для того, чтобы врачи выявили не-девственниц и доложили об этом нашим родителям.

Так мы сидели перед кабинетом и дрожали. Подошла очередь Иры. Когда она скрылась за дверью, ко мне подошла учительница и сообщила, что к гинекологу я сегодня не пойду. Моя мама договорилась, и к врачу я схожу вместе с ней, отдельно от класса. Я удивилась, но обрадовалась – моя казнь гинекологическим зеркалом откладывалась.

Дома мама провела со мной беседу, в которой вскрылась правда. Я не смогу иметь детей, мои половые признаки представляют собой маленькую матку, слабофункционирующие яичники, маточные трубы. Вдобавок у меня высокий тестостерон в крови. Родители знали об этом, но скрывали, пока не сочли меня достаточно взрослой. Мама смотрела на меня сочувственно и с тревогой ждала моей реакции. Возможно, она думала, что я заплачу или впаду в истерику. Но мне было плевать, масштаба катастрофы я не понимала, да и сейчас не понимаю. Вопрос детей меня не слишком заботит. Конечно, повзрослев, я стала видеть и понимать, какую роль деторождение играет для других женщин. Но не для меня.

В тот же день я узнала, что у меня не будет месячных, и вот это меня сначала даже обрадовало. У многих одноклассниц тогда уже начались месячные, и из-за них было столько проблем. Например, когда Даша протекла на стул на уроке биологии, над ней еще две недели все подшучивали. Из-за того, что женские органы у меня не работали, как должны, мне прописали таблетки для поддержания гормонального уровня. Также нужно было пить кальций и еще что-то укрепляющее – от нехватки гормонов кости становились ломкими.

С другой стороны, не слишком приятно знать, что ты не такой, как все. Нет, подростки, конечно, хотят выделяться, чем-то отличаться от других – но отличаться так, чтобы это вызывало зависть и восхищение. Отсутствие месячных вызвало бы у других лишь жалость. Потом я часто наблюдала это тихое женское таинство – передачу друг другу прокладок и тампонов. Я никому не сказала правду о себе, даже Ире. Вскоре я наврала ей, что у меня начались месячные, стала носить с собой прокладки, чтобы у меня однажды их кто-нибудь попросил, иногда сама просила у других, показывая, что тоже вхожу в круг. Собственно, мама, обнаружив в корзине чистую прокладку, узнала о моей странной и немного постыдной игре, которую я тихо вела сама с собой.