Эли Фрей - Жизнь на Repeat

На следующий день после линейки мы с Артемом шли из школы. Домой мне не хотелось. У папы сегодня выходной, и начнется: вот, школа кончилась; а помой посуду, а сгоняй на рынок за картошкой и баклажанами, а сходи в гараж за банками, а выкини там заодно пару старых шин и перетащи из одного угла в другой медвежью шкуру, ведь ей, шкуре-то этой, скучно каждый год пылиться в одном месте, а давай с тобой, сынок, покрасим балкон…

В нашей семье всегда было строгое разделение на женское и мужское. При этом женщинам – все лучшее, мужчинам – все самое плохое. Мне жилось тяжеловато. Семья состояла из четырех человек – мама, папа, я и старшая сестра. Папа считал, что женщин надо беречь и сдувать с них пылинки, а мужчинам расслабляться нельзя, иначе они растекутся, как сироп. Поэтому нам с отцом доставалась вся самая хреновая работа в самых тяжелых условиях. Продукты подороже – маме и сестре, нам с папой – что подешевле и порой с истекшим сроком годности.

У нас даже по туалетной бумаге было разделение.

Что такое в нашей семье женская туалетная бумага? Восхитительная трехслойная мягкость с ароматом малины. Что такое мужская туалетная бумага? Гибрид картона и наждачки, замотанный в рулон… И порой я в прямом смысле слова чуял жопой, что в мужской попадается древесная стружка.

Возможно, в туалете даже стояла скрытая камера, потому что один раз я, чувствуя себя наглым вором, воспользовался женской бумагой, за что получил от папы нагоняй. Но это все равно был самый лучший день в моей жизни.

Я пообедал дома у Артема. Мы ели рагу под соусом карри, на кухне стоял стойкий аромат специй. И все время обеда мне нестерпимо хотелось встать, подойти к Артему сзади и уткнуться носом ему в волосы, чтобы ответить на мучающий меня вопрос – пахнут ли они карри?

Потом он выдал мне свои уличные шмотки, мы договорились с парнями поиграть в баскетбол и пошли в сторону спортивной площадки. Еще на подходе мы заметили, что там происходит что-то странное. Толпа стояла кольцом, все смотрели в центр.

– Что там такое? Вертолет, что ли, сел? – спросил я.

– Судя по ажиотажу, что-то покруче! – сказал Артем.

– Что может быть круче вертолета? – недоумевал я. Однажды я видел, как на стадион у школы приземлился вертолет, и от восхищения чуть в штаны не надул.

Такое ощущение, что народ, стоя кольцом, смотрел на кого-то в центре.

– Кто же там такой?

– Сейчас узнаем, бежим быстрее!

Мы побежали в толпу. Я работал локтями и пробирался вслед за Артемом в самую гущу. Но если Артем смог протиснуться в центр, то я нет. Меня оттолкнул какой-то бугай.

– Куда лезешь впереди батьки, щенок? Что позволено Юпитеру – не позволено быку!

Оставалось лишь наблюдать за происходящим со стороны. Я застыл от изумления.

В центре внимания была Лизка, та самая настырная девчонка, которую мы встретили после пробежки! На нее все смотрели… Как же нагло она купалась во всеобщем восхищении, аж тошно! Но что она вытворяла на турнике… Ее горизонтальный вис был идеален, а солнышко настолько четкое, что я от изумления открыл рот. Так не умели даже «старики» – взрослые парни, которые ходили заниматься на площадку и с легкостью делали подъем махом вперед еще в то время, когда я писался в пеленки.

В щелку между локтями двух парней, стоящих впереди и заслоняющих обзор, я наблюдал за спортсменкой. И увидел в ней что-то, чего не заметил в первую встречу… Вроде ничего не изменилось – смуглая, волосы светлые. Футболку поменяла на белую майку.

Вокруг раздавались голоса:

– Лиза! Лиза!

– Это Лиза Авдеева!

Что? Почему все кричат ее имя? Откуда ее все знают?

Лиза сделала сальто и, приземлившись, распрямилась. Грациозная и стройная, но фигуристая; сильная, но одновременно хрупкая. Не бывает таких! Но вот она, стояла передо мной. Смотрела на всех с дерзкой улыбкой, бросая вызов толпе: «А ну-ка попробуйте повторить!»

И тут Лиза остановила на мне взгляд. Я занервничал; по позвоночнику пробежали щекотные мурашки. Я обернулся – никого. Неужели она и правда смотрит на меня? Или на кого-то справа или слева? Я смущенно отвел взгляд и попятился.

Сзади раздался ядовитый голос:

– Не понимаю, что за ажиотаж? Ни рожи, ни сисек. Разучила пару фишек и повисла, как макака на дереве.

Голос принадлежал нашей однокласснице Ирке, до ужаса высокомерной и противной девчонке. Она всегда тусила на площадке, сидела с подругами на лавочке, флиртовала со «стариками».

Я все пятился и пятился и не заметил, что иду спиной четко на лавочку. Этот факт я обнаружил, только когда приземлился к Ирке на колени. Одноклассница взвизгнула и толкнула меня.

– Бобровский, совсем офонарел? Ты мне туфли изговнял, мудила!

– Сорян, я случайно, – обернувшись, я извинился перед красной от злости Иркой и быстро сбежал с поля боя.

На своих ровесников, в том числе и на меня, Ирка обычно смотрела, как на ползающих в траве жучков. Исключением стал Артем. Ирка когда-то была в него влюблена, хорошенько так на него нацелилась, но я ей помешал.

В третьем классе, в день школьного новогоднего спектакля, я случайно пролил вишневый сок на Ирин белый костюм Лебедя – прямо перед ее танцевальным выступлением. Учительнице пришлось убрать Иру из номера. После этого я стал заклятым врагом Иры и старался держаться от нее подальше. Классе в восьмом она запала на Артема и начала за ним таскаться. Артему она не нравилась, но послать ее он не мог – он всегда был с девочками мягок. Вот она и липла. Я всегда был дополнением к Артему и этим раздражал Иру еще больше. А потом она почему-то решила, что они с Артемом встречаются и она может качать права. Тогда она выдвинула ультиматум – либо я, либо она. Угадайте, кого выбрал Артем? Не знаю, как и что именно он ей сказал, но после этого Ира держалась и от Артема, и от меня на большой дистанции.

Сейчас, видя, как все «старики» с восхищением смотрят на новенькую, Ирка дико заревновала. Но я быстро забыл о ней. Все мои мысли занимала Лиза.

Я смотрел на ее белую майку. На смуглую кожу. На ровные белые зубы. На крестик на груди. На мускулистые плечи и стройные ноги. И вдруг перед глазами замелькали желтые точки, лоб покрылся противной холодной испариной, а живот скрутило тугим узлом. Вспугнутой газелью я помчался за лодочный ангар – в спасительные кусты.

Пышная зелень надежно укрыла меня, и я, спустив штаны и сев на корточки, сделал свое жидкое дело. Затем я достал из рюкзака школьный дневник – планировал его сегодня сжечь – и пролистал в поисках наиболее подходящих страниц. Дневник пестрел гневными записями учителей о плохом поведении. Я выбирал наиболее весомые и выдирал нужные страницы.