Эндрю Кларк - Трость

– Très agréablement, – мгновенно перевёл Корбл Элис, и девушка приятно смутилась.

– Хорошо. Полагаю, мы скоро поедем? – спросил Кейсер Корбла, на что тот пока не знал точного ответа, так как Элис ещё не была оповещена о том, в чём заключалась вся соль поездки.

Он понятно и очень сжато объяснил на французском о своём мрачном графе и о задаче найти трёх девушек, одна из которых, вероятно, в будущем сможет стать его спутницей жизни. Растолковал о прекрасной жизни в замке и о всех привилегиях графини. Элис долго соображала, что ей ответить, она с недоверием смотрела на ещё более не понимающего ситуацию Кейсера и совершенно спокойного старца, но тем не менее она осознала, что ей стоит довериться немцу, который спас её от голодной смерти, на которую оставили её кровные французы. И ровные, изящные, острые, хоть и совершенно бледные, черты лица Элис постепенно от печали налились кровью, делая слегка грязноватую кожу розовей, сияющей и счастливой.

Она продолжала перебирать в голове все возможные варианты событий с нею в том случае, если она довериться незнакомцам – от самых страшных до невероятно романтичных. Однако когда Корбл невзначай уселся справа от неё и вежливо, положив свою ладонь на её руку и сделав яркий комплимент, предложил поехать с ним в Гогенцоллерн, её серебряные глаза вместе с русыми локонами волос тут же восторжествовали. Ровный кошачий носик с лёгкой горбинкой приподнялся, а на мягких маленьких губах, отдающих неестественно розовым цветом, показались влажные пузырьки, которые находили убежище внутри маленьких трещин. Элис перестала мыслить и лёгким движением головы со слегка сжатой на холоде улыбкой и приподнятыми сухими щёчками согласилась, отчего Корбл торжественно вскрикнул, одновременно подняв и сжав свою правую руку в кулак:

– Направляемся в Италию!

Тем временем в Хехингене во всё прежнем «Старом Дворике» развязалась незначительная беседа между Адалардом, Йоханом, Ханком и Гансом, расположившимися в самом дальнем, крайнем углу ветхого трактирчика за одним из самых крупных столов. Фермер, чей сын трагично погиб в Гогенцоллерне, давным-давно спешил в Хехинген с торгового пути, где стоит город Вюртемберг, чтобы скорей увидеть тело своего единственного сына, побросав все свои обозы с мучным и хлебным.

– Ну что? Скоро, видать, фермер приедет, наше предложение все ещё в силе – отсыпать старику на гроб его сына? – деловито, не стесняясь людских трактирных лиц, начал Ганс, высматривая своим взглядом, хитрее лисьего, физиономии своих робких, слегка напуганных товарищей. Все молчали. Играли в переглядывания. И лишь когда к столу подошла кельнерша с просьбой о заказе, Ханк, резко сделав грациозный взмах рукой вверх, вежливо вымолвил:

– Четыре «вайнштефана», пожалуйста! И-и-и… одну сочную курочку в придачу. Ведь у нас сегодня праздник! Так ведь, работяги?

Друзья без особого интереса покивали, и в тот же момент из-за соседних столов послышались радостные крики с поздравлениями от таких же простых и бесхлопотных, слегка опьянённых чудиков, от похвал которых у приятелей мгновенно поалели щеки, будто от предвкушения скорого хмеля. Хотя, скорее всего, покраснение на щеках являлось банальным принципом проявления совести, который исчерпал себя сразу же после принесённых элегантной кельнершой блюд: курицы и пива. За мгновение сознание друзей исчезло в их прожорливых животах. Разгорелись веселье и задор. Все тут же позабыли о насущной делёжке и приятно проводили своё время. Все, кроме Йохана, вечно ёрзающего на трухлявой подложке, которую в конце концов он сбросил со стула, а ещё через минуту вышел из бара, дабы отдышаться от запаха пота и в особенности от алкоголя, сам которого не пил. Он тяжко вздохнул и уселся на край крыльца, даруя свободный проход новым посетителям, останавливающимся на своих благородных ослах возле грязной конюшни, стоящей напротив трактира.

Совесть Йохана набрала ещё большие обороты, заставляя своего обладателя краснеть под бледно-лазурным небом. Угрызение на секунду пропадало, когда его маленькие голубые глаза устремлялись на свои оборванные лёгкие штанишки, которые изрядно истрепали себя после работ в замке и других силовых заданий. Тонкие брови опустели, впалый подбородок осел, а грушевидные щёки обсохли на ветру. Совесть и грустное настроение часто играли с ним в психологические игры, а его разум постоянно пытался отвести взгляд от насущных проблем, завлечь чем-нибудь другим, забыть то, что гложит, однако Йохан пересиливал этот лицемерный напор внутренних голосов и споров, и добровольно оставался на своей меланхоличной волне.

Он облокотился на штаны, и в его маленькой голове пронеслись корящие мысли: «Неужто я так поступлю? Нет… нет. Нет. Нельзя! Так нельзя – неправильно! Ты не можешь, Йохан! Не можешь, Йохан! Это так неправильно… Но… почему?»

Глядя в серое небо, Йохан перекрестился, медленно поднялся с лестницы, отряхнулся и, нащупав в своём грязном пальто шуршащий мешочек, подошёл к ветхой полуоткрытой двери, из-за которой доносился приглушенный топот большой массы людей. Это были его друзья, слегка пьяные и задорные, беззаботные, ни капли не думающие наперёд. Однако, не смотря на это, на их лицах висела некая доля озадаченности после неожиданного ухода Йохана.

– Х-хей! Вон он! Я же говорил, что он никуда не уходил… Ты зачем так внезапно скрылся, чудик? – начал Ханк, до грохота распахнув несчастную дверь.

Одной из кельнерш это явно не понравилось, но, продолжая прочищать посуду, она всё же стерпела шумных посетителей и молча протолкнула группу молодых из заведения. Адалард не сразу почувствовал проталкивающие руки питейной дамы и от этого несильно ударился о верхушку дверного проёма своим мясистым, суженным к тёмным бровям лбом, случайно стряхнув с неё вековую пыль.

– Да-а, что-то поплохело мне от спиртного, голова болит… Слушайте, братья, я тут подумал насчёт тех монет… и решил, что… – сквозь силу и стеснение продолжал Йохан, глядя на помрачневшие лики друзей, которые пересилили его серьёзность и заставили думать иначе, – что… не возвращать деньги Франца – это отличная идея!

– Во-о-от! – промычал Адалард и возвысил свой толстый палец к небу. – Вот как хорошее пиво помогает, вот как людей меняет! Ах-а…

– Да уж, прекрасно… – не очень радостно подтвердил Йохан. – Парни, послушайте, тут несколько секунд назад прохожий коней выводил, проболтался, что фермер… уже давно прибыл в Хехинген и…

– И-и-и?.. – нетерпеливо поддразнил Ханк и в разные стороны поводил хмельным кротким носом.

– Нужно, наверное, нам спешить?

– Точно-точно! Время-то уже затемно! Как же это мы так засиделись? За мной, братья, пройдём через тот проулок, – предложил всё тот же Ханк и, не заинтересовавшись мнением остальных, напрямик понёсся через улицу, будто намеренно сталкиваясь с прохожими людьми и сам же ругая их за это. Остальные подтянулись за ним, хотя путеводительная миссия Ханка была совершенно бесполезной, так как каждый в этом городке знал все узкие улочки и проходы вплоть до мелочей.