Яна Шталь - Черный ангел Серафимы

Мы отдали должное и пирожкам, и шоколаду, и даже Сонька, которая вечно сидит на разных диетах, стыдливо прожевывая третий пирожок, прошепелявила, что после стрессовых ситуаций сладкое помогает восстановиться нервной системе, а у нас был сильный стресс. Мы только успели допить шоколад, как в предбанник без стука вошел Кнутов и парочка парней в костюмах и галстуках, наверное, охрана. Кнутов посмотрел на нас, улыбнулся и сказал:

– Все закончилось благополучно, все живы и здоровы, и все проблемы решены, как я и предполагал ранее. Вас, Сонечка, отвезут прямо в ваш салон, через два часа у вас будет клиентка, если помните, и нужно время, чтобы все подготовить к ее приезду. Вашу машину вчера перегнали к вашему дому, но не беспокойтесь, ее подгонят к салону, вымытую и вычищенную. Вас, Мариночка, отвезут домой, ваша машина на вашей обычной стоянке возле дома. А вот за вами, Серафима Олеговна, приедет Александр Васильевич Никитин, так как он выразил желание самому отвезти вас домой, и у меня нет причин ему в этом отказывать. Я надеюсь, вы не возражаете. За исключением того, что я всего лишь на двое суток лишил вас всех свободы, надеюсь, что вы не можете упрекнуть меня в плохом к вам отношении. Конечно, я поместил вас в предбаннике, но у меня не было другого более подходящего помещения. Всего вам доброго, милые девушки, не поминайте лихом! Да, чуть не забыл, Сонечка, прошу вас никакой подтяжки Анжеле не делать, даже если она будет вас умолять, у нее это место сейчас в полном порядке.

Когда они вышли из предбанника, мы переглянулись и Маринка сказала:

– Да, Серафима, здорово в тебя Сашка втюрился, если сам тебя отсюда забирает, а Кнутов тебя по имени-отчеству величает во избежание возможных проблем и трений с Никитиным. Ты там не особенно расслабляйся, Никитин очень и очень непрост.

Я не успела ответить, потому что зашел один из парней, чтобы забрать Соньку и Марину. Мы обнялись, и они быстро пошли вверх по лестнице. Оказывается, наш предбанник и баня находятся в подвальном помещении, то-то окошки здесь под самым потолком. Сонька с Маринкой еще уехать не успели, а я уже затосковала. Мне показалось, что я одна во всем свете, заключена в предбаннике, как Граф Монте-Кристо в замке Иф, и так и скончаюсь здесь, потому что подкопы делать не умею. И однажды холодной ветреной ночью Юра Кнут с дружками завернут мой труп в мешковину и выбросят в реку или закопают в овраге. От жалости к самой себе я заплакала. Из глаз полились слезы, да такие, что и не остановить.

Я стояла посреди предбанника, закрывала лицо руками и плакала, как полная идиотка. И тут дверь открылась, и вошел Саша. Я не знаю, что он подумал, но только испуганным голосом спросил, не обидел ли кто меня, подошел, обнял и крепко прижал к себе. От его рубашки приятно пахло, он был теплый, а руки так просто даже горячие, и мне было так хорошо, что я снова заплакала, уткнувшись носом ему в грудь. И тут он начал меня целовать в голову, лоб, глаза, щеки, шею, а потом в губы. И поцелуи эти жалили меня как укусы, да так, что у меня перехватывало дыхание и начали подкашиваться ноги. Я испугалась. Он не целовал меня, он присваивал и клеймил. Не было нежности или любви в его поцелуях, и я чувствовала непонятный страх. Мне казалось, что та часть меня, куда он меня поцеловал, больше уже не принадлежит мне. Мне казалось, что каждый его поцелуй выжигал мне кожу. Я резко его оттолкнула и посмотрела ему в лицо. Темный румянец на щеках, но ровное дыхание и тяжелый взгляд исподлобья. Он не убрал своих рук с моих плеч, просто стоял и смотрел.

– Саша, ты что, любишь меня? – храбро спросила я и посмотрела ему в глаза. Он не отвел взгляда, только слегка усмехнулся полупрезрительной усмешкой.

– Почему вы, женщины, всегда задаете дурацкие вопросы и всегда в неподходящий момент, а потом страдаете, плачете, упрекаете? Ты хочешь знать, люблю ли я тебя? Так я отвечу, пожалуйста. Нет, я тебя не люблю! Тебе стало легче? Я тебя не люблю, но ты родилась для меня. Я это понял, когда тебя увидел в первый раз. Все очень просто. Ты любишь свою руку или ногу? Да нет же, тебе это и в голову не приходило, это просто твоя нога и твоя рука, но если тебе отрежут ногу, например, ты будешь чувствовать боль и неудобство от ее отсутствия, не сможешь функционировать, как раньше, не сможешь бегать, прыгать и так далее. Вот такое чувство испытываю я, когда тебя нет рядом. Мне больно и неудобно жить. Можно, конечно, поставить протез, но хромота останется, она не исчезнет, потому что это не моя нога – ты понимаешь?

Меня бросило в краску от унижения и от этой его полупрезрительной усмешки, и от этой его лекции. Какая же я дура! Ведь сказала же мне Маринка не расслабляться, потому что Сашка совсем не прост и клетки ненавидит, а я лезу с глупыми вопросами, потому что люблю ясность во всем. «За что боролись, на то и напоролись», как говорил мой дед давным-давно, рассказывая про развал страны. В погоне за ясностью я получила словесную пощечину и унижение. Какая там, к черту, рука и нога, твоя, не моя… хорошо еще, что с кишечником не сравнил, без кишечника тоже ведь непросто жить.

– Цветок в коробке ты принес?

– Я.

– Зачем?

– Он мне понравился. Заканчивай с вопросами, пора ехать.

Мы поднялись вверх по лестнице, и я с любопытством огляделась. Ничего особенного, обычный дом типа шале, и везде, где нужно и не нужно, развешаны и разложены охотничьи трофеи хозяина. Мы вышли наружу, перед домом стоял Сашкин джип, почему-то очень грязный. По болотам, что ли, его носило? Да, далековато от цивилизации, до города езды не меньше часа будет на Сашкином джипе, но надо отдать должное Кнутову. Свой «охотничий домик» он оборудовал с удобствами. И вода здесь у него своя из скважины, и электричество тоже свое, вон турбина ветряная на бугорке, да и в сарайчике негромко тарахтит что-то, движок, наверное.

Мы сели в джип и всю дорогу до моего дома молчали. Я смотрела в окно и не смотрела на Никитина. Вроде бы радовалась, что еду домой, но в то же время испытывала странное чувство неудовлетворенности и пустоты в душе. С чем это было связано? С тем, что он не сказал мне, что любит, а сказал, что я принадлежу ему, и намекнул, что он испытывает ко мне те же чувства, что и к своим ногам, рукам и мочевому пузырю? Ну то есть, когда их нет, без них плохо, а когда они есть, их не замечаешь. О’кей, про мочевой пузырь он не говорил, но это же подразумевается по его логике.

Когда Сашка остановился около моего подъезда, я сказала «спасибо» и вышла из машины.

– Подожди, я провожу, – негромко сказал он.

– Не надо, спасибо.

– Ангелочек, ты меня лучше не доставай. Я сказал, что провожу, значит провожу, и никаких возражений, пожалуйста.

Я пожала плечами и вошла в подъезд, Сашка следовал за мной. Забравшись наконец на мой пятый этаж, я первым делом проверила Сонькину дверь. Она была закрыта и выглядела как обычно. Я подошла к своей двери, открыла дверь ключом и хотела войти, но Сашка оттолкнул меня в сторону и вошел первым. Я последовала за ним. В квартире было слегка душновато, потому что окна были закрыты, но чисто, короче, как обычно, ведь мое отсутствие было недолговременным.