Игорь Королёв - Провинциально-столичная поэма. История любви поклонника к известной киноактрисе

мне ее насовсем». Он ответил:

«Что же делать с тобою? Бери!»

А затем аккуратно, как следует,

в лист газетный Тебя завернул,

и вручил мне, при этом не ведая,

что судьбы моей руль повернул.

За тогдашний презент бескорыстный

то ли мне его благодарить,

то ли клясть до конца моей жизни,

до сих пор не могу я решить.

Разве знал я, насколько он жарок,

переполнен жестоким огнем?

Так за пазуху этот подарок

мне троянским прокрался конем. 23 23 Троянский конь, сделанный из дерева, в виде «подарка» городу Троя стал своеобразным контейнером для греческих диверсантов, в результате чего Троя пала.

Кабы смог я опомниться вовремя

и прислушаться к голосу разума,

ни проблем бы тогда и не горя мне —

прекратилось безумие сразу бы.

Но при взгляде в тот день из Сегодня

лишь одна меня гложет досада:

из моей головы беззаботной

навсегда ускользнула дата.

Без друзей, в одиночестве гордом,

этот день при французском портвейне

я б тогда отмечал ежегодно,

как второе свое рождение.

…………………………………………………

Уж густой черный бархат космический

обнял крыши домов Голованово. 24 24 Голованово – посёлок-микрорайон в Орджоникидзевском районе г. Пермь

С ощущением феерическим

на поселок гляжу, словно заново.

Вдоль дороги, ведущей домой,

и тенями ветвистыми устланной,

не иду, а плыву над землей

в возбуждении необузданном.

Со столбов льётся призрачный свет,

под ногами струится пороша,

и пока драгоценный предмет

мне не кажется тяжкою ношей.

Я лишь только в начале пути,

и в душе все ликует, не ноет,

мысль – как долго Твой образ нести? —

не преследует, не беспокоит.

Чтобы ветер порывистый с севера

в щель пальто моего не проник,

прижимаю к груди руку левую,

от него закрывая Твой лик.

Словно пластырь, пропитанный перцем,

Ты согрела меня, как никто,

находясь между бьющимся сердцем

и застегнутым туго пальто.

Вот и гостья Ты в доме моем.

Стены словно Тебя только ждали.

Наши люстры особым огнем

неожиданно вдруг засияли.

Для Тебя подостойней витрину

я ищу, как оправу к брильянту.

Наконец, в самом центре гостиной

помещаю меж стекол серванта.

Предо мною предстало иным

повседневных вещей окружение,

с долгожданным приходом Твоим

интерьер приобрел завершение.

У домашних Твое появление

лишь иронии вызвало тень.

И у мамы моей удивления

не возникло. И что набекрень

у любимого чада мозги,

она знала давно. «Ну, да ладно.

Лишь бы не был в плену у тоски.

Что глядит на нее он так жадно —

не беда, ведь наш мальчик взрослеет,

у него формируются вкусы.

Пусть пока на нее поглазеет,

а как минет период безусый,

может быть, он похожую встретит,

только б нашего круга была.

Ох, башку мутят идолы эти,

а на них до того падки дети!

Впрочем… дама довольна мила».

Рассудила так мать и лояльно

отнеслась к моему увлечению,

но не знала, какое фатальное

для меня Ты имела значение.

……………………………………….

Расплылись в моей спальне предметы

в полумраке ночном. Тишина.

Лишь метель колыбельную флейты

исполняет сквозь щели окна.

Снежных мух грациозный балет

за морозным рисунком вальсирует,

и сквозь ветви дрожащие свет

над кроватью моею пульсирует.

Хлопья снега небесною манной

на кленовую ветвь осыпаются,

в дирижерском движении плавном

тень ее на подушке качается.

Осторожным своим колебанием

гладит лоб и глаза Твои ясные,

в заоконном фонарном мерцании

Ты еще показалась прекраснее.

Провоцирующе – вожделенный,

огнедышащей нежности полн,

с середины подушечных волн

взгляд Твой словно из центра Вселенной.

Над Тобою, так низко склоненный,

сбросил страх я душевного риска

и к решенью загадки бездонной,

наконец, подошел очень близко.

Сорвалась тетива моих чувств,

молвлю я, всё на свете забыв:

«Я люблю Тебя…» – шёпот из уст

оглашает пространство, как взрыв.

«Я люблю Тебя!» – с туч грозовых

этих слов водопады обрушены,

как в вине захлебнулся я в них.

О, какие вулканы разбужены

клокотанием магмы сердечной,

извергающейся на равнину

моей жизни, досель безмятежной —

роковой этот жребий не минул!

И смирившийся с участью агнец

устремился на гибельный свет.

«Я люблю Тебя!» – ясен диагноз,

и лекарства неведом рецепт.

Над лицом я Твоим близко-близко

в забытьи обреченном склоняюсь,

электричества жгучие искры

вдруг пронзают: губами касаюсь,

наконец, Твоих губ нежно-нежно,

словно речки туманная вата.

В этом робком порыве безгрешном

мной не познан ещё вкус помады,

запах тела, тем более, женского

и другие премудрости ласки.

Нахожусь на вершине блаженства я

от Твоей типографской краски!

Засыпаю, насытившись негой,

прижимаясь щекою к Тебе,

грёзы чудные хлопьями снега

кружат вальсы в моей голове.

Сплю, пронизанный радости светом

до души моей самого дна…

А метель колыбельную флейты

напевает сквозь щели окна.

………………………………………………..

Кто Ты? Что Ты? Откуда и чья Ты?

То еще предстоит мне узнать.

Нетерпением жутким объятый,

я стремлюсь поскорей прочитать

в приходящих к нам телепрограммах

хоть одно из немногих названий

долгожданных картин. Только странно:

строки их не хотят ожиданий

оправдать моих. Что ни неделя,

то скольжу своим взглядом напрасным

я по мелким столбцам. Неужели

не назначен свидания час мне,

когда я у экрана «Рекорда» 25 25 Рекорд – марка советского чёрно-белого телевизора, выпускавшегося в 60-е годы прошлого века.

познакомлюсь поближе с Тобой?

И в газетах какого-то черта

глаз мозолят пустой пестротой

средь реклам их кинотеатральных