Игорь Королёв - Провинциально-столичная поэма. История любви поклонника к известной киноактрисе

все названья чужие, не те…

В это время проблем социальных

став решением и скукоте

Головановской, всем надоевшей,

положив долгожданный конец,

лет за пять возведенный неспешно,

появился культуры дворец.

Весь поселок отметил открытие,

(нынче это зовут – «презентация»)

и в честь праздничного события —

фильма детского демонстрация.

Прибежала сестренка Полина —

возбуждения полны глаза:

«Знаешь ты, что сегодня картину

крутят «Алые паруса»!

«Ты не шутишь?» – «Какая тут шутка?

Через десять минут – начало!»

Я сорвался, как дикая утка

после выстрела. Все замелькало

пред глазами. Со скоростью ветра

до дворца сокращаются метры.

Метеором – скорей в кинозал.

Слава богу – не опоздал!

Ног не чуя, со сбитым дыханием,

предвкушеньем счастливым охваченный,

Я примчался на место свидания,

что Тобою впервые назначено.

Улеглось в кинозале волнение,

и момент наступил долгождан:

после длинной минуты томления

свет погашен, и вспыхнул экран.

Звук трубы на эмблеме «Мосфильма»,

и на красок морских палитре

появилось название фильма,

друг за другом меняются титры.

Вот заветное слово «в ролях»,

(пульса нервного чую усилия!)

в ширь экрана представлена – ах! —

дорогая до боли фамилия.

Кадры детства Ассоль длились долго,

полкартины сгорал нетерпением,

сидя в кресле я, как на иголках,

дожидаясь ее «повзросления».

И дождался. О, первый Твой кадр —

всплеск восторга, фонтан ликования!

Незабвенный глазам моим дар

недоступен пером описанию.

Речь Твоя, словно птичья рулада,

струн душевных моих не щадя,

прозвучала: « Филипп! Как я рада,

что в пути повстречала тебя!»

Хоть филипповой старой телеги

скрип тосклив – как в карете в ней Ты.

И слова Твои, полные неги,

сеют зерна упорной мечты.

В этих зернах особые силы —

на такое способны они:

из наполненной углем корзины

вдруг цветов в очи брызжут огни.

В слух и зрение весь обращен

и прикован к Твоим легким жестам,

я из зала мечтой унесен,

чтоб с Тобою занять рядом место

на телеге, с Тобой мастерить

лодки легкие и расписные,

по доске в них гребцы, как живые,

чтоб могли словно по морю плыть.

Но… Каперна. Здесь жизнь без улыбок.

Не из зерен мечты в ней бурьян.

Взгляд мальчишек ехиден и липок.

Как на их Ты попалась обман?

Ведь не первый раз – знала прохвостов:

много лет Тебя «парусом красным»

мимоходом дразнили несносно,

над мечтою глумились прекрасной.

И невольно (а вдруг не соврали!)

Ты на цыпочки встала чуть выше…

Удивить горизонт мог едва ли —

снова пуст, как и души мальчишек.

Что их смех? Как дробина слону

против мысли Твоей заветной.

Лишь ее Ты лелеешь одну

в атмосфере лесной предрассветной.

Сосны, братцы Твои, великаны,

охраняют дорогу в Твой лес.

Может бродят в них дерзкие планы

дотянуться до самых небес?

А быть может, от ветра в раскачке

для мечтающих глаз этот полк

превратиться б желал в стройны мачты,

натянув меж ветвей алый шелк?

Среди этих угрюмых стволов

обретаешь Ты чувств понимание,

даришь им теплоту нежных слов

в одиноких прибрежных скитаниях.

Чем природа могла одарить,

для мечты расчищая простор?

В ширь морскую полоска зари

разлила Твой любимый колор.

Полн предчувствий особых рассвет,

он в души проникает оконце.

Из груди Твоей рвется в ответ

клич восторженный: «Здравствуй, солнце!»

В этой доброй волне излучения

божьих сил очевидно старание.

Растопило все льдинки сомнения

в правоте Твоего ожидания.

В лоне трав, на постели цветов,

опьяненная их парфюмерией,

улеглась Ты ветвей под покров,

приоткрыв сновидениям двери.

Спи, не буду Тебя я будить.

А послужит мне сон Твой как пауза,

чтобы вовремя уступить

место здесь для другого рассказа.

В не оправившейся до конца

от военных ранений столице

голос подали свой два птенца.

Их подобные ангелам лица

окружили заботой и лаской

возвращенцы с судьбою мятежной.

Он – известен народу под маской

был Пьеро, автор песенок нежных,

что весь мир распевал вместе с ним

о пажах, попугаях, магнолиях…

Хоть и не был уже молодым,

но отцовским он чувствам раздолье,

наконец, получил. А она

экзотической, полувосточной

молодой красоты полна,

отдала ее крохотным дочкам.

Вся для них папы с мамой любовь.

Друг за дружку держась они вместе,

только сделали пару шагов, —

стали уж героинями песни.

Им для жизни сценарий был нужен.

То, что папа спел – все неспроста:

и был дом, было много игрушек,

и на елке висела звезда. 26 26 Реминисценция слов песни А. Вертинского «Доченьки»: «Будет дом, будет много игрушек, Мы на ёлку повесим звезду…»

Дочь поменьше – ну просто бесенок!

Выдавала сюрпризы, финты

без конца она с самых пеленок.

И бесенком была этим Ты.

Средь артистов живя, мудрено ли

нахвататься искусства бацилл?

Причаститься к писательству что ли?

Способ есть: взять напиться чернил!

И хоть разум еще не окреп,

мысль одну уяснить постаралась:

видно горек писательский хлеб…

(Слава богу, живою осталась!)

Фантастический, призрачный мир

на эстраде творил сам отец.

В мире том был он маг и факир.

И однажды Тебя, наконец,

привели на его выступление.

Вот и он, на него светит рампа,

зал затих, заиграло вступление…

Вдруг раздался крик радостный: «Папа!»

Непосредственность детства являя,

заразила Ты смехом весь зал,

а певец, раздраженьем вскипая,

нервно выплеснул: «Так я и знал!»

……

21 марта 1989 г.

Он не знал, что спустя много лет,

как случился конфуз тот забавный,

всю картину былой его славы