Сара Хейвуд - Кактус. Никогда не поздно зацвести

– Еще кто будет? – спросил он, приподнимая бутылку за горлышко и с вызовом глядя на меня.

– О, от этого день и в самом деле пройдет как по маслу, – отозвалась я. – Собрался надраться и выставить себя идиотом?

– Может, надерусь, а может, и нет, я еще не решил. Это не твоего ума дело, Сьюз. Я справляюсь с этим по-своему, а ты давай по-твоему.

– Отчего же, это непосредственно касается меня. И ты, и я представители одной семьи, и ты обязан вести себя в приличной, подобающей манере.

– Какой еще, на хрен, семьи? – буркнул Эдвард, наливая себе виски.

– Ты бы так не спешил, приятель, – вмешался Роб. – Впереди долгий день.

– Все нормально, Роб, я знаю, что делаю. – Мой братец вынул из кармана потертого костюмного пиджака, висевшего на спинке стула, сигареты и зажигалку и взял со стола бокал: – Пойду курну. Сечешь, какой я деликатный, Сьюз?

Когда грохнула задняя дверь, Роб принялся воевать с галстуком, свисавшим двумя длинными концами ему на грудь.

– Ты с Эдом полегче, – попросил он. – Ему нелегко приходится.

– Значит, ты считаешь, что нелегко только ему?

– Просто в такой день вам обоим лучше, наверное, сохранять спокойствие и поддерживать друг друга.

– Чтобы мы с Эдвардом поддерживали друг друга?! Ты вообще что-нибудь знаешь о нашей семье?

Роб приподнял руки:

– Ладно, ладно, я всего лишь пытаюсь помочь. Я ходил на похороны с моей бывшей девушкой, Элисон, когда у нее умер дядя, так двое его братьев устроили драку на кулачках прямо на кладбище, едва гроб опустили в землю. Смерть в семье вскрывает старые обиды…

– Уверяю тебя, сегодня ничего подобного не произойдет. Не в моем характере затевать скандалы на людях…

Я не договорила, когда в дверь позвонили. Я пошла открывать. На пороге стоял представитель похоронного бюро мистер Роу с тщательно усвоенной миной профессиональной серьезности.

– Доброе утро, мисс Грин, – чинно поздоровался он. За его спиной я увидела два черных лимузина: катафалк, в котором стоял легкий деревянный гроб моей матери, и вторую машину для Эдварда и меня. Яркое утреннее солнце ослепительными бликами отражалось от гладкой, как масло, поверхности, заставляя щуриться. Поверх гроба лежал простой, но безупречного вкуса венок, который, как я поставила Эдварда в известность, заказан мною от нас двоих, однако сбоку топорщилась гигантская композиция из ядовито-розовых, как жвачка, гвоздик, составлявших слово «Мама». Это не могло быть ничем иным, кроме как намеренной провокацией со стороны моего брата. Даже он наверняка понимал, что это откровенно вульгарно, однако не смог отложить свою ребяческую неприязнь даже на день. Я, как вы уже заметили, не подвержена иррациональности, однако настоявшаяся жара конца лета, вид гроба, мысль о бледном окоченевшем теле матери, заключенном в деревянный ящик, подействовали на меня как неожиданный вопль над ухом: я покачнулась и схватилась за дверной косяк.

– Никакой спешки нет, мисс Грин, – сразу принялся заверять меня мистер Роу. – Не торопитесь. Мы поедем, когда вы будете готовы.

– Одну минуту, – проговорила я непослушным языком. Это всего лишь тело, сказала я себе, мертвое тело, а не твоя мать. Пустая оболочка. Пока я, прислонившись спиной к двери, силилась вернуть себе самообладание, Эдвард широким шагом вышел из кухни, на ходу натягивая пиджак. Остановившись посреди коридора, он бросил:

– Ну что, давайте двигать, что ли!

Медленный путь до крематория прошел в полном молчании. Можно было тогда же подвергнуть заслуженной критической оценке отвратительный венок Эдварда, но я решила держать лицо и не нарушать атмосферу события. Ссора на заднем сиденье лимузина траурного кортежа откровенно неуместна. Эдвард, давно решивший, что законы об обязательном пристегивании ремнями безопасности его не касаются, сидел, подавшись вперед, и ковырял кожу вокруг ногтей. Я, откинувшись на спинку прохладного кожаного сиденья, рассматривала гуляющих горожан, наслаждавшихся летней погодой. Когда я была ребенком, люди при виде похоронной процессии останавливались, прекращали свои занятия и подобающе склоняли головы, а сейчас никто и бровью не повел: молодые особы в сарафанах хвастливо выставляли свой загар, на ходу щебеча друг с дружкой, бизнесмены в рубашках с короткими рукавами и растянутых галстуках отрывисто рявкали в мобильные телефоны, дети тянули за руки загнанных мамаш и папаш, выпрашивая мороженое. Все это казалось возмутительно алогичным.

Когда мы миновали кованые ворота кладбища, за окном лимузина замелькали ряды могильных камней – одни выветренного гранита, другие полированного мрамора с вульгарными золотыми надписями. Многие могилы выглядели заброшенными – их явно никто не посещал несколько десятилетий, другие были завалены кричаще-яркими искусственными цветами. В смерти, как и в жизни, не всегда можно выбирать соседей. Я порадовалась, что тело моей матери не будет опущено в землю на этой выставке смерти. Меня пробирала дрожь, несмотря на усиливающуюся жару; когда мы ехали по твердой гудронированной аллее, обрамленной муниципальными клумбами, я растирала руки выше локтей, стараясь согреться. Мы обогнули последний поворот, и впереди показался крематорий – квадратное кирпичное здание, своей откровенной функциональностью напоминавшее энергоблок или городскую электроподстанцию. Перед крематорием собралось пять-шесть десятков людей – больше, чем я ожидала. В толпе я заметила неизменных Маргарет со Стэном, стоявших под ручку; импульсивную (читайте: без царя в голове) младшую сестру моей матери тетку Сильвию, занятую оживленным разговором со своими двумя дочерьми (которые удались в мамашу), и брата моего отца дядю Гарольда, державшегося в стороне. Роб, не иначе, проник на кладбище через дыру в заборе: он уже трепался с двумя типами, выглядевшими совершенно как он и Эдвард. Заметив кортеж, люди замолчали и скроили свои лучшие траурные мины. Едва я вышла из лимузина, как оказалась в мощных мясистых дланях тетки Сильвии. От ее резких, мускусных духов перехватило дыхание, и меня чуть не вырвало.

– Какой скорбный день для вас обоих!.. Но она ушла в лучший мир!

Я стояла неподвижно, терпеливо ожидая, пока это закончится. Наконец тетка отпустила меня и кинулась к Эдварду, однако место тетки тут же заняли ее дочери-близнецы, Венди и Кристина, с новыми объятьями и банальными словами сочувствия. Я пришла в замешательство при виде потомства моих кузин, выстроившегося в настоящую очередь, и запоздало пожалела, что не оговорила заранее: никаких детей на похоронах.

– Это мои Лейла и Кэмерон, – похвасталась Венди, указывая на двоих заскучавших детей лет восьми-десяти. – А это Криськины близняшки, Фредди и Гарри, – продолжала она, ткнув пальцем в маленьких светловолосых мальчиков, одетых в одинаковые костюмчики и с галстуками-бабочками. – Мы решили заодно малость повеселиться, а то когда еще в Бирмингем выберемся. После поминок поедем в Кэдбери-уорлд [3] Развлекательный комплекс на территории шоколадной фабрики «Кэдбери» в Бирмингеме. .