Евгений Катарский - Формула

© Евгений Катарский, 2019

© Александр Тихорецкий, 2019

ISBN 978-5-4496-4605-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все произошло стремительно, как во сне. Жизнь, еще секунду назад яркая, полная, беспечная, вдруг опрокинулась, внезапно и безжалостно обнажив изнанку; осколки осязания разлетелись и сложились размыто-хронологической последовательностью. Справа, в ложбинке, в узенькой полоске далекого темного леса зашелся грохотом пулемет, немыслимо, хищно, бешено дотянулся, разорвался в животе пронзительной болью, и мир качнулся перед глазами, разламываясь на потемневшее небо, клочья облаков, рыжие метелки замерзшего кустарника на воздушно-голубоватом снегу. Боль тяжело толкнулась в паху, наполнила рот железистой слюной; внезапно Бельский понял, что упал, что лежит, запрокинув голову и раскинув руки, и над ним, вспарывая огромную, рыхловато-ленивую перину пространства, тонко посвистывают пули.

— Серега, ты что? Зацепило? Куда тебя? —голос Мамаева донесся приглушенно, словно издалека. —Я сейчас…

Через мгновение Бельский увидел рядом его круглое бородатое лицо, папаху, каким-то чудом державшуюся на голове. Еще вчера он подшучивал над этой папахой, над всеми атрибутами казацкой удали, будто проекциями шаржей, перекочевавшими к командиру, но сейчас все это отодвинулось в сторону, стало далеким и бесцветным. Сейчас лицо Мамаева показалось ему чужим, незнакомым, как будто они встретились впервые.

— Что? Говори, братуха, не молчи. Ранен? —руки, невероятно сильные, заботливые, приподняли и перевернули Бельского, затем так же бережно положили обратно. —Ничего, ничего, —что-то в голосе Мамаева изменилось, дрогнуло. —Все хорошо будет… Ты только не раскисай… Слышишь, что говорю? Не раскисай только… Сейчас машину пригоню, уедем отсюда, на хрен, —последние слова командир проговорил уже отползая куда-то за бугор, за сухие колосья прошлогоднего жнивья.

Бельский попытался проводить его взглядом, но понял, что сделать этого не может, —тело стало непослушным, будто ватным, боль, капля за каплей, заполняла, разливалась. Теперь она была похожа на невидимку, чутко сторожившего каждый его вздох, каждое движение; пульсировала в висках, тяжко ворочалась в животе, подступала к горлу тошнотворной волной. Внезапно Бельский почувствовал себя брошенным, забытым, отрезанным от мира; небо стало невыносимо огромным, навалилось со всех сторон, он невольно закрыл глаза.

Всему виной был минометная батарея противника, нагло и жестоко терзающая обстрелами близлежащие поселки. Все попытки артиллерии накрыть ее заканчивались неудачей —поднаторевшие в диверсионной войне «укропы» раз за разом снимались с позиций, расчетливо-дерзкой бравадой, волчьей неуязвимостью приводя ополченцев в бессильную ярость. Наступившие холода сковали распутицу, нападения участились, последнее унесло две жизни. Это переполнило чашу терпения, и меры по ликвидации «летучих голландцев» (именно так стали называть диверсантов) были переведены в разряд первоочередных и важнейших. Бельскому пришла в голову остроумная идея захватить врага врасплох, еще до начала обстрела, он принялся составлять план, что-то вроде математической модели, учитывающей все (даты нападений, координаты позиций, время и длительность, количество залпов), с точностью до часа и километра определяющей вероятность очередного инцидента. Модель, низведенная до уровня инструкции, напоминала что-то среднее между календарем и игрой в морской бой, вызывала смех и иронию. Но ничего лучшего никто предложить не смог, и план был принят к исполнению.

В результате было создано мобильное подразделение, состоящее из нескольких групп, в задачу которых входило круглосуточное дежурство и плановые (и внеплановые, конечно, – в случае атаки) выезды в места предполагаемых акций. Возглавивший подразделение Мамаев вытребовал в свое распоряжение микроавтобусы, вооруженные пулеметами, машины сопровождения, способные в случае чего быстро отрезать путь отхода, и дело пошло. С каждым днем круг сужался. Словно почувствовав охоту за собой, враг стал совершать все больше ошибок, было сорвано несколько обстрелов. Мамаев довольно потирал руки, возмездие казалось делом нескольких дней.

Сегодняшняя экспедиция, в которой принял участие и Бельский (играющий тренер), была вполне себе штатной, входила в комплекс мероприятий, но что-то пошло не так, видимо, они угодили в засаду. Да, видимо, математика не так уж и коррелирует с жизнью, остаются, остаются каверны, пустоши. Интересно, где он прокололся? Впрочем, какая сейчас разница? Их перехитрили, так бывает; их перехитрили, и он Сергей Александрович Бельский, академик и лауреат, бизнесмен и меценат, мэтр и светский лев лежит сейчас на снегу, безвольно раскинув руки и запрокинув голову в небо, считает облака. Боже, как глупо? Ерунда! Не глупее жизни! Не глупее судьбы, заплетающей эту самую жизнь в такие иезуитские колосья. И тем не менее. Его ранили в первом же бою! В первом же! Значит, он так и не стал хитрым и прожженным, злым и расчетливым. И что же сейчас этому: радоваться? горевать?

Нет, все-таки глупо! Почему он здесь? Ради чего променял столичный комфорт на возможность умереть? Эти-то ребята, Мамаев и иже с ним, хотя бы знают, за что сражаются, —это их земля, здесь их дома, семьи, могилы и так далее, по списку. А он? он? Странно, он так ни разу и не задумался над этим. Может, традиция? зов крови? —оба его деда сражались, били немца. Нет, тоже не сходится —тогда была агрессия, «Вставай, страна огромная!», коммунистическая идеология. Может, и у него —идеология? Какая-нибудь неосознанная, латентная? Вроде бы нет, —он абсолютно не ориентировался в пестрой чехарде партий и движений, их программ и лозунгов. Может быть, тщеславие? Ерунда, куда уж ему больше славы… Идея русского мира? Вот это уже как-то ближе, но все равно —рыхло, размыто…

Из вязкого тумана его вывел горячий шепот Мамаева.

— Давай сюда… Здесь он…

Бельский повернул голову и увидел подползающего командира. Интересно, с кем это он разговаривает? Ах, да, с Колей! Бельский и позабыть успел, что с ними была еще одна машина. Что это с ним? Никогда не страдал он провалами в памяти! Да, еще одна машина, старенькая, видавшая виды «восьмерка», без крышки багажника, и вся в отметинах от пуль. Незаменимая вещь. Легкая, быстрая, в любой момент готовая превратиться в летучую огневую точку, этакую современную тачанку, —искалеченный багажник служил пулеметным гнездом. В ней и разъезжал этот Коля, правая рука Мамаева, и еще один боец, имени которого Бельский не помнил. Что с памятью?