Таня Сербиянова - Жизнь с двух сторон. Повесть андрогина

– Борька! Я же просила тебя не оборачиваться! А ты, противный, все равно подглядываешь!

– И ничего я не подглядываю…

– Нет, подглядываешь! Я что же не вижу, как ты меня разглядываешь?

– Как же ты можешь видеть, когда ты с головой закуталась в платье?

– И не закуталась, а просто переодеваюсь. Ты бы лучше мне помог, а то платье застряло и не пролазит.

– Меньше надо кушать, Ната!

– Это точно! Но я ведь кушаю не потому, что хочу, а потому что мне надо!

– Ага! Скажи еще, что ты кушаешь, чтобы у тебя выросли большие сиськи.

– Ну, все! Я пошла! Не трогай меня! Я обиделась!

– Борька, я же просила тебя не оборачиваться, а ты, все равно подглядываешь!

– Ната, прости! Ну, не хотел я, оно вырвалось как-то само! – картавил привычно Борька.

Несколько секунд она делает вид, что собирается и, наклонившись, ищет что-то из вещей на песке. А потом, улыбнувшись, присаживается рядом с ним, аккуратно поправляя на обнаженных коленях свое новенькое платье…

А вокруг прекрасная природа! Река, ивы склонились почти к самой воде, прикрывая своими длинными и густыми, зелеными от массы листьев ветвями воду и их, таких наивных влюбленных.

Накануне, еще вчера они допоздна гуляли и даже попали в кино, а потом, возвращаясь, Борька предложил ей с утра вместе поехать купаться на реку. Вот они и купались. И хоть все, что происходило теперь между ними, было как в детстве, и ей казалось, что все оставалось по-прежнему но на самом деле она уже испытывала с ним какую-то необъяснимую неловкость и стеснительность. При этом она по-детски могла еще с ним разговаривать, особенно не задумываясь о своих вопросах, а он ей также, не задумываясь отвечал. Все как в детстве…

Они уединились и сидели теперь рядом на невысоком песчаном берегу, под раскидистыми ивами. Болтали о чем-то, как им казались важном, но… Вот это самое «но» в них уже присутствовало и неожиданно выскакивало. Сначала в поступках, а потом в разговорах. Все это проявлялось затяжными паузами и неожиданными вопросами. Вот и на этот раз это в ней выскочило неожиданно и обернулось таким простым и незатейливым, словно детским вопросом.

– Боря! А ты, правда, меня любишь? – внезапно спросила.

– Конечно, Ната! – так же просто без всякого иного смысла ответил Борька.

Она ждала, надеялась в душе услышать другое его признание, но не услышав, тут же все переиграла.

– А почему ты тогда подглядываешь? – срезала ехидно, а, ведь ты же сам сказал, что у меня не растут груди.

Борька покраснел и, отвернувшись, пробурчал куда-то в сторону.

– И ничего я не говорил…

– Нет, говорил! – снова его зацепила Наташка.

Наступила неловкая паузу, которая уже не раз почему-то образовывалась в их разговорах в последнее время. Они молча сидели рядом, и Наташке показалось, что за этим молчанием она теряет с ним что-то такое очень хорошее, доброе, что связывало их между собой все прошедшее время…

– Боря!

– Что?

– Ты обиделся?

И не дождавшись ответа, сама приложилась ладонью к его голове и стала нежно поглаживать его пышные и такие красивые волосы. При этом почувствовала какое-то волнение в животе, необъяснимое тепло снизу.

– Нет, ты прав! Они в самом деле не растут…

Он повернул к ней лицо и уже хотел что-то возразить, но она, опережая его слова, прикрыла его рот отставленным вверх пальчиком:

– Не растут и, наверное, никогда не вырастут! Как же ты будешь с такими, со мной дальше?

Спросила и сама утонула в его взгляде, полном какого-то необъяснимого ожидания и, как ей показалось, – страдания.

– Ну и как ты будешь? – переспросила еще раз, вкладывая в свои слова иной смысл, какой-то волнительно и необъяснимо для нее приятный.

– Что?

– Ну что ты все: что, что?

– А что?

– Тьфу ты, противный! Ты ничего другого не хочешь мне сказать? Или ты так и будешь мне до самого дома…

– Нет! Ты хочешь уже уйти? Не уходи, давай еще немного посидим. Смотри, как красиво!

– Очень.… А я? – почему-то опять вырвалось у нее.

– Очень… Ты, Ната, очень красивая!

Сказал и так посмотрел на нее, что она хоть и смотрела в сторону, на реку, но этого, такого долгожданного и волнительного для нее взгляда сразу же почувствовала, словно его горячее дыхание… От такого сравнения вспыхнула и зарделась, ей как-то стало неловко и в тоже время необъяснимо приятно и тепло…

– Ты так считаешь? – спросила покорно, с замиранием, ожидая большего…

– Я тебя поцелую…

– Что ты спрашиваешь, дурачок…

Она опомнилась только после того, как его лицо стало, наконец-то, отдаляться, оставляя неизгладимое удовольствие и чувство только что перенесенного ею потрясения…

В мыслях, в ее голове все сразу спуталось. Ничего больше не видя и не слыша, ничего не соображая, она, поддаваясь какому-то ей неведомому инстинкту, навалилась на него всем телом. Заваливая его на спину, и, сопя носом, сама коснулась его лица, потянулась к его полуоткрытому рту и таким манящим губам….

Ее сознание отключилось, исчезло окружающее пространство, и, где-то в глубине ее тела, словно маленький молоточек легонечко стукнул снизу – раз, потом еще, еще… Потом эта неведомая ей жизненная природная женская сила сжала, схватила и потянула у нее снизу, сминая все понятия и представления о приличии, сомнениях собственного поведения, правилах…

Они целовались не отрываясь. И только носом учащенно какое-то время пытались вдыхать живительный воздух, которого им так не хватало… Наконец, задыхаясь, разъединились…

Отпали на спину, но тут же по песку заерзали руками, нашли руки друг друга и сжали их, испытывая необъяснимую радость…

Потом, так все время, не отрывая рук: шли, ехали на катере, опять шли, но уже к дому, и в ее подъезде, теперь уже не остерегаясь, потянулись к друг другу снова…

Его поцелуй кружил голову, словно отключал в ней какой-то механизм управления, и она, не слыша и не видя ничего вокруг, погружалась в него своими зацелованными и жадными губами, ощущая лишь запах и тепло теперь ей родного тела. Оно ее потрясало еще в большей степени, и ей хотелось втискиваться в него, вдавливаться ногами, бедрами. Потом она, неожиданно, сделала это и втиснулась в него, дрожащим от ожидания близости, животом и все это – от ощущения его мужской реакции на нее…

Домой зашла вроде бы она и не она! Мать сразу же это почувствовала в ней, это ее изменение. Оно каким-то немыслимым образом передалось матери, заставило встревожиться за необъяснимое состояние дочери.

– Наталья? – спросила тревожно, хотя та, только что переступила порог и топталась, торопливо готовясь присесть в нетерпении на заветный кружок…