Сергей Бокшанский - Эталон

Маршрутное такси везёт меня и рыжего Сашку Хлусевича домой. В салоне заняты все места. Напротив молодая симпатичная блондинка. У неё ярко-красный педикюр, хорошие ноги и слишком короткая для них юбка. Я упорно не отвожу взгляд от её коленей. Она сидит, будто прибитая гвоздями к креслу: прямая спина, взгляд исподлобья, тонкие пальцы намертво вцепились в складки юбки. Девушка не сдвигается с места даже на крутых поворотах, на щеках пятна яростного возмущения. Если она пошевелится, то покажет мне своё нижнее бельё. Она по какой-то причине этого стыдится, а меня разбирает любопытство. Мне действительно интересно угадать цвет. Я ставлю на чёрное. Белое – возьму одну бутылку вместо двух. А если красное, или, не дай Бог, трансвестит? Меня передёргивает.

Блондинка накалена до предела. Тронь – обожжёшь палец. Мы проехали четыре остановки. Я смотрю на женские ноги, не отрываясь. После пятой остановки она не выдерживает, толкает плечом огромного парня рядом с собой и показывает подбородком на меня.

Он косится на её колени. Потом переводит подозрительный взгляд на меня, начинает багроветь шеей. Маршрутка подпрыгивает на лежачем полицейском. Девушка демонстрирует мне все скрытые подробности и запоздало ахает, лязгнув зубами. Бельё чёрное и прозрачнее некуда. Классика. Настоящая барышня. Отыграл бутылку в рулетку. Я хмыкаю. Она принимает этот звук на свой счёт. Лицо у неё в цвет лака на ногтях.

Парень набычился и сжимает кулаки. По скулам перекатываются желваки. Он очень хочет свернуть мне шею, но пока не решается сделать это прямо сейчас. Спутник блондинки гораздо крупнее меня и раза в два шире своей подруги. Он недобро щурится и цедит сквозь зубы что-то оскорбительное. Я смотрю чуть правее пылающего девичьего уха.

– Простите? Вы ко мне обращаетесь?

Я не поворачиваю к нему голову. Он начинает играть бицепсами. Слюна почти долетает до моего лица.

– Ты куда смотришь?!

– На водителя, – я виновато моргаю. – Косоглазие. Не обращайте внимания.

Он открывает и закрывает рот. Затем хлопает глазами. Потом сдувается. Блондинка фыркает и отпускает юбку. Ладонь ныряет под локоть здоровяку. Она бросает на меня презрительный взгляд и больше не сжимает колени. Смотри не хочу. Мне уже не интересно. Рулетка остановилась: литр белой, два вина. Это тоже классика.

Мы с рыжим покидаем маршрутку на остановке сразу за перекрёстком.

– Зайдём? – спрашиваю я.

– У меня дома есть, – отвечает он. – Я не буду.

– С чего бы?

– Да так…

Он мнётся и смотрит в сторону. И к себе не приглашает.

– Как хочешь, – я безразлично пожимаю плечами.

Мы расходимся на перекрёстке. Наши дома практически напротив друг друга. У нас разные улицы. Хлусевич идёт по своей и сворачивает во двор. Он не оглядывается. Ну и хрен с ним. Алкаш-одиночка. Пусть пьёт в компании телевизора.

Я вытягиваю из кармана мобильник и набираю номер Ирины. Она сбрасывает звонок.

– Вот же…

Ругательства приносят небольшое облегчение. Я закуриваю и сосредоточенно перекатываю сигарету из одного уголка губ в другой. Через пару минут повторяю вызов. Звонок снова сбрасывают.

– Хорошо хоть не в чёрном списке, – я мрачно усмехаюсь и двигаюсь в сторону дома.

В продовольственном магазине я покупаю молоко. За бутылкой водки и сигаретами приходится вновь идти через дорогу.

Раньше наш двор был неплохим местом: беседка, скамейки, песочница. Раньше здесь росли каштаны, яблони и трава. Теперь на месте травы чёрная земля, удобренная машинным маслом – на ней растут автомобили, обрезанные коммунальщиками тополя, чахлая берёза и пни от каштанов. Между домами и тонкими стволами американских клёнов ветер гоняет мусор, а от мясокомбината тянет неприятным душком. Без каштанов двор выглядит подстриженным пустырём, а после дождя превращается в болото. Если бы не асфальт брежневских времён, треснувший и вздыбленный, то я бы по полгода ходил через двор в резиновых сапогах.

На скамейке между подъездами две Светки. Молодая и постарше. Первая рыжая и худая, вторая – крашеная в рыжую потаскуху моя одноклассница. У неё смешная собака размером с рукавицу. Это недоразумение начинает тявкать навстречу метров за двадцать. Женщины поворачивают головы. За двадцать метров я могу на 90% угадать количество спиртного, которое сегодня употребила каждая из рыжих голов.

– Привет! – натуральная на всякий случай машет рукой и едва не падает со скамейки. – С работы?

– Сигареты есть? – спрашивает её соседка по скамейке.

Крашеной Светке выпить хочется больше, чем курить. Интересуется она, скорее, по привычке. О деньгах на водку не заикается. Знает, что я просто так никого не спонсирую, а предложить ей мне нечего.

– Само собой, – отвечаю я.

– Опять развязал? – скалится она в улыбке.

Третьего сверху слева зуба у неё нет. Глядя в эту прореху, я всегда вспоминаю детство и игрушку в виде казака-запорожца. У него тоже было подобное отверстие во рту, куда требовалось вставить специальную сигаретку. Запорожец тоже лыбился нарисованными на обожжённой глине губами и пыхал дымом, остро воняющим пластмассой.

– Нет! – отрезаю я и добавляю: – Ты такие не куришь.

Щербатая улыбка становится похожей на гримасу человека, которому отказали в винно-водочном магазине без справки от стоматолога. Гримаса удручённая и тоскливая.

– Иди ты на хер, – бурчит она.

Вторая Светка снимает очки. У неё паршивое зрение, без очков она щурится и пытается сфокусировать на мне один глаз. Рыжая чертыхается, когда ей это не удаётся. Затем сплёвывает под ноги тягучую слюну и сообщает:

– Мне всё равно, что курить.

Она произносит эту фразу таким голосом, будто открывает девичий секрет.

– Сейчас менты появятся, – предупреждаю я.

Наряд ежедневно тащится через двор с 18:00 до 18:15. Обычно их двое, в редких случаях – трое. Они двигаются по утверждённому маршруту, вальяжно шаркая берцами и положив ладони на дубинки. Они бдительны и неподкупны. Трезвому человеку и в голову не придёт, что они заняты не охраной общественного порядка, а строго по инструкции пополняют государственные карманы. Глупо было бы думать, что о своих карманах они забывают. Их взгляды проницательные, а руки цепкие.

– И что? – рыжая плюётся, как верблюд. – Что с меня взять?

– С тебя нечего, – соглашаюсь я. – Ты балласт в финансовой системе МВД.

Сейчас такие времена, что любой скажет: если собирается больше двух человек, то нужно создать план эвакуации, согласовать в госпожнадзоре и прочее, прочее, прочее… Улыбайся. Правда, не слишком открыто. И не смейся просто так. Даже если тебе кажется, что у тебя очень красивый смех. В нашей культуре с этим строго. В последнее время тандем судья-милиционер стал столпом государственной политики. Сейчас Фемида не только слепая и глухая, но частенько не против и помочиться на вас.