Юлия Лавряшина - Авернское озеро

– Ты ведь уже знаешь, я делаю что хочу.

Он подхватил ее под локоть как раз в тот миг, когда музыканты снова заиграли. Казалось, все вокруг смотрят на Дениса и улыбаются.

«Счастливчик», – с завистью подумала Соня и тут же вспомнила слова Андрея: по-настоящему его не любит никто. Она непроизвольно прижала его руку и ощутила, как пальцы его на долю секунды разжались, потом вновь осторожно сомкнулись. Когда она боязливо, опасаясь, что они не послушаются, положила руки Денису на плечи, ей показалось, что он пришел в себя, и выражение веселой бесшабашности сменилось грустным изумлением. Нервная дрожь вырвалась из его пальцев, и Соня напряглась всем телом, пытаясь не пустить ее в себя. Но ей было не одолеть бушевавшие в этом теле природные силы.

Она слабела с каждой секундой и молила про себя, чтобы Денис ни о чем сейчас не спрашивал, потому что у нее начнет заплетаться язык. Хотя Соня и не притронулась к коньяку, но все ощутимее хмелела от его дыхания, и ей хотелось пить и пить эту струйку воздуха, вырывавшуюся из приоткрытых губ. Она и не заметила, что оказалась в их плену – сначала неуловимом, как первый проблеск весны, потом все более настойчивом, увлекающем в безумный водоворот, от которого она всегда старалась держаться подальше.

– Пойдем… куда-нибудь.

Она открыла глаза и встретилась с ним взглядом. Его короткие ресницы чуть подрагивали. Соня поднесла к ним палец и уловила кожей быстрое касание, похожее на взмах крошечного крыла.

– Я не могу, – с сожалением ответила она. – Правда, не могу.

– Я тебе неприятен?

– Тебе необходимы объяснения?

Он обиженно поднял брови:

– Мне хотелось бы знать.

– Просто не могу.

– У тебя что-то со здоровьем? Мне можно сказать, я все пойму.

– Моему здоровью можно позавидовать! – с отчаянием созналась она.

– Что же тогда? Ты не любишь мужчин?

– О господи, конечно, нет!

– Не любишь?

– Люблю…

– Ну слава богу! Тогда у меня есть надежда!

«Я откажусь, – вдруг решила Соня. – Сейчас позвоню Зиминой и скажу, что не рассчитала свои силы. Не то я сейчас просто растекусь тут по полу…»

– Так у меня есть надежда?

– Мне нужно позвонить.

Денис резко отстранился, и лицо его ожесточенно заострилось.

– Как человек с высшим образованием ты могла бы быть и поизобретательнее. Позвонить… Это слишком старая уловка.

Соня осталась посреди зала, все еще не веря, что он на самом деле уходит и последние звуки песни уже не могут его настичь, потому что стеклянные двери распахнулись и со вздохом сошлись. А потом распахнулись снова, пропустив рванувшегося следом телохранителя.

Он явился, как герой мистической драмы, – с последним ударом часов. Правда, возвестили они о наступлении полудня, а не полночи. Заслышав звонок, Соня осторожно положила в раковину тонкий нож, которым чистила картошку к обеду, но не пошла к двери, а затаилась, вся обратившись в слух (как принято говорить в романах). Но кухня и прихожая находились в разных концах большой квартиры, а посторонних звуков оказалось так много: детские крики за окном, отчаянные удары толстой мухи о стекло, ворчание закипающей в кастрюле воды, – что Соне никак не удавалось разобрать голосов у двери.

Кровь вдруг зашумела в ушах, мешая как следует прислушаться, и это говорило о том, что пришел он – ее главный, ее единственный пациент. Его приближение действовало на Соню, как магнит на металлические опилки – все внутри ее закручивалось немыслимыми завихрениями и замирало в готовности к новому повороту.

– Соня! – окликнула мать звонким, незнакомым голосом. – К тебе пришли.

«Могла бы и сказать кто», – недовольно проворчала Соня. Она неспешно вымыла руки и провела влажными пальцами по бровям. Потом сняла фартук, повертела его в руках, нашла взглядом крючок и вдруг задохнулась: я могла бы видеть его уже целых две минуты!

Едва удержавшись, чтобы не побежать, она неслышно вышла из кухни и спряталась за выступом стены.

– Я такой остолоп, – приглушенно каялся Денис. – Из моей дурацкой головы совершенно вылетело, что в этом доме не одна, а две очаровательные женщины.

Тамара Андреевна растроганно уверяла:

– Да что вы, Денис! По нынешним временам и один букет – это целое состояние.

«Он и с ней кокетничает! – разозлилась Соня. – Так и вижу, как он щурит свои невинные глазки и поигрывает улыбочкой…»

– Не беспокойся, мама, – бросила она, выходя из своего укрытия. – У него есть это состояние.

Он опять заставил ее забыть о своем долге. Соня спохватилась и почувствовала себя глупой, несдержанной девчонкой, ошалевшей от этого одновременно улыбчивого и печального мальчика в узких голубых джинсах и просторной дорогой рубахе. Денис небрежно закатал рукава, обнажив загорелую кожу, и стал похож на удалого ковбоя, бездомного, но неунывающего.

– Рад видеть тебя в хорошем расположении духа! – насмешливо поприветствовал он. – Это тебе…

Он протянул букет юных, нераспустившихся тюльпанов. Соня осторожно приняла в ладонь прохладные широкие листья и, не удержавшись, спросила:

– А почему не розы? Ты же всем даришь розы?

– Откуда ты знаешь? – Его голос дрогнул настороженностью.

– Разве ты мне не говорил?

– Нет. Зачем бы я это сказал?

– Ты же сам признавался, что вечно все забываешь.

На этот раз ее слова прозвучали убедительно. Потупившись, он исподлобья глянул на Сонину мать и пробормотал:

– Ты выставляешь меня в невыгодном свете.

– Да что вы, Денис! – поспешила успокоить его Тамара Андреевна. – Я и сама часто что-нибудь забываю. Так же скажу, а потом не могу вспомнить… Да что же мы тут стоим? Проходите в гостиную.

– С удовольствием, – беззастенчиво откликнулся Денис и, с любопытством осматриваясь, прошел в комнату. Он двигался мягко, как благодушно настроенный молодой тигр, который все же ни на минуту не забывает о подстерегающей со всех сторон опасности.

Соня попыталась смотреть его глазами: старые книжные шкафы, потускневшая коричневая софа, отставшие в углах обои… Ей захотелось увидеть его дом. «Коттедж», – презрительно поправилась она. Просто взглянуть, как живет семья банкира. Соне казалось, что это многое скажет о ее пациенте, хотя она с трудом представляла, что говорит эта квартира о ней самой.

Присев на краешек софы и напряженно выпрямив спину, Тамара Андреевна указала им на кресла, и они послушно расселись, как школьники, не глядя друг на друга.

– Валерий Ильич сейчас выйдет. Он работает, – пояснила мать, хотя никто и не спрашивал. – Ваш папа, Денис, работает дома?

Этот простой вопрос неожиданно озадачил его. Когда Денис терялся, его лицо становилось совсем мальчишеским: беспокойные губы приоткрывались, брови испуганно взлетали вверх, а взгляд приобретал умоляющее выражение. Забыв, что еще сердится на него, Соня рванулась на выручку.