Борис Мир - Present Perfect Continuous

– А ты говори, как, – сказала она и делала дальше уже по моим указаниям. Беспрекословно переставляла, и не один раз, если сразу не получалось.

Так дотянули до следующей субботы. Домой я не ездил, каждое утро уходил на работу от нее, – она вставала раньше меня, чтобы накормить горячим завтраком, сама утром только пила чай вместе со мной, – и вечером ехал к ней сразу после работы.

В субботу утром проснулись почти одновременно. Оглядели комнату: все было уже сделано, она выглядела очень современно. Не хватало только паласа на пол.

– Ну что, подъем? Завтракаем по быстрому – и куда-нибудь. А?

– Куда спешить: суббота. И уходить отсюда теперь не хочется. – Она поцеловала меня, обняла полной белой рукой. Тело ее манило теплом. «Неделя уже прошла: можно».

Но она начала опять дремать, и я не стал ее тревожить. Ушел на кухню, сварил черный кофе, закурил. Потом от нечего делать стал осматривать квартиру.

Очень она была необычная. Сам дом старый, с обшарпанной лестницей и грязными окнами на ней; сыроват – штукатурка кое-где вздулась. Комнат две. Та, где стоит «стенка», метров пятнадцать, должно быть. Другая поменьше, метров десять, длинная – там сейчас не пройти: заставлена мебелью, которую мы туда впихнули, освободив коридор. Он – особенно интересен: от стенки до стенки руками, поднятыми на уровень плеч, не достанешь. В нем две большие ниши: в одной вешалка с галошницей и полочка для телефона. Вторая – огромная совсем: два метра длиной, полметра глубиной, метр восемьдесят высотой. Если снять старый гардероб с нижней части – влезет. Надо ей сказать.

Наскучивши болтаться, вернулся на кухню, поставил варить макароны. Разбудил ее, когда они были уже готовы.

– Ой, да зачем ты, я бы сама. Разбудил бы меня, – но я видел, что было ей страшно приятно.

Потом я потащил ее на улицу. Хотелось сходить в какой-нибудь музей, но она взмолилась: устала за прошлую неделю, а там опять на ногах, ходить все, – не сегодня, ладно? Я уступил: пошли в кино.

До начала сеанса заглянули в буфет, уселись за столик: я с пивом, она – лимонадом.

– Феликс! – неожиданно услышал я хорошо знакомый голос. Ирка, двоюродная сестра. О Господи!

Ощупывание взглядом. Фая ничего не понимает, но начинает улыбаться довольно таки жалкой улыбочкой.

С сестрой какая-то перезрелая знакомая. Некрасивая, но с претензией. Не исключено, что Ирка хочет нас познакомить: вероятно, даже, что оказалось с этой знакомой в кинотеатре, случайно увидев, что я туда вхожу, – присутствие со мной женщины ее не смутило. Она же может просто познакомить, показать. На всякий случай.

Глядит на Фаину. Сегодня она сначала обсудит со своей мамой, моей родной тетушкой Елизаветой, – и позвонят, а может быть, и подъедут к моей маме. Обсудят все – внешние данные и все возможные варианты и последствия. То, что терпеть не могу – быть темой.

Но внешне сейчас все в рамках: несколько слов, ничего не значащих, но достаточных, чтобы я мог успеть рассмотреть ее приятельницу. «Спасибо, я не хочу» – на Фаино предложение лимонада. И ушли в фойе. Я заметил только, когда входили в зал, как они со своих мест нас рассматривают: сестра – Фаину, знакомая – меня.

Настроение было подпорчено. Фильм смотрел без удовольствия; выйдя, сразу закурил.

Я свернул в первый же магазин, пошел к прилавку винного отдела – ни слова не говоря, но она шла за мной.

Ого, «Vanna Tallinn» – мой любимый ликер!

– Самое оно, будь уверена!

В кондитерском отделе взяли тортик и свежесмолотого кафе.

– Неплохой магазин, – заметил я.

– Хороший, – согласилась она, вздохнув: я не дал ей платить – в конце концов, с какой стати она все это время бесплатно кормит меня.

Глоток ликера, душистого, сладкого, крепкого – не проглатываешь, пока не разбавишь во рту горячим кофе. Тянешь не торопясь, и приятная истома начинает мягко обволакивать мозг.

Включаю телевизор на кухне. Ничего интересного. Хочу выключить, но потом переключаю на УКВ. Скрипичный концерт Мендельсона, самое начало: какая удача! 1 1 http://www.youtube.com/watch?v=OJfKlp1ZfSg Я забываю обо всем.

Как будто издалека, из времени, давнего невероятно, слившегося вдруг с сейчас. Звуки обмывают душу, уносят горечь и обиду, говорят мне то, что ни от кого не могу дождаться. Слезы катятся у меня из глаз – я долго не замечаю их. Ничего, вообще не замечаю.

Я не вижу ее: она исчезла вместе со всем окружающим. Только очнувшись, не сразу, вспоминаю о ней. Слезы застилали глаза, и я подумал, не видела ли она их. В левой руке рюмка с недопитым ликером, в правой чашка с остывшим кофе, – я ставлю их на стол, вытираю ладонью лицо, и тогда поворачиваюсь.

Она сидит и вяжет на спицах – и видно, целиком поглощена своим занятием: на меня не смотрит. Рюмка и кофе, чуть отпитые, надкушенный кусок торта рядом. Почувствовала мой взгляд, подняла на мгновение голову, глянула рассеянно, и снова сразу опустила – к вязанию, к спицам.

Что-то сразу кольнуло меня: то, что меня так взволновало, ей безразлично: она не слушала. Жаль!

А впрочем: что я, вообще, о ней знаю? Кто она по сути своей? Что ж: смотри. Только смотри – и не учи, не подправляй ее: увидь ее, какая есть, не принимая желаемое за действительное. Чтобы, если захочешь, решать что-то. Хватит того, что было: не надо больше никаких иллюзий, незачем выдумывать что-то, чего и в помине нет. А то повторится то же самое. Нет уж: видеть надо какой человек на самом деле есть – сейчас. Надеяться на потом, что переделаешь взрослого человека – чушь. Брать надо из того, что уже есть. Вывод из собственного опыта: обошедшегося слишком дорого.

Я сварил новый кофе. Выпил еще ликеру, закурил. Мы оба молчали. Она – сосредоточенно двигая спицами, я – разглядывая ее. Так кто же она?

– Твой кофе остынет, – заметил я.

– А, да, да! – она отхлебнула кофе.

– А ты с ликером, вот так.

– Захмелею. Хочу повязать немного.

– Оставь: отдыхаем сегодня.

– Так для меня ж это не работа: возьмешь спицы, вяжешь – и покойно, покойно так. И узор какой хороший нашла, – она ткнула рукой в раскрытый журнал. Рядом стояла сумка, набитая ими: из-за всех случившихся дел она так и не разгрузила ее.

И все же я не дал ей вязать, молча забрал спицы, и она не сопротивлялась. Ликер, да еще вместе с кофе и тортом, понравился ей. Я перетащил все в комнату, поставил на журнальный столик; мы уселись в креслах друг против друга.

Блаженно улыбаясь, она разговорилась. И я узнал почти все из того немногого, что она могла рассказать о себе.

…Росла с мамой и тетей; мама была старше, но немного красивей – тетя была некрасива. Отца не помнит: кажется, его и не было.

– То есть?

– Мама, я думаю, и не была замужем. С кем-то специально сошлась, только для того, чтобы родить меня. Тетя как-то обмолвилась, когда мамы уже давно не было.