Натали Бизанс - Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Жена не торопится в объятия мужа, и в сотый раз расчёсывает волосы, мило улыбаясь своему отражению в зеркале. Моё терпение не безразмерно.

– Может, хватит тянуть время? – не выдержал я.

– О чём ты, любимый?

– Ты уже битый час расчёсываешься!

Патриция оглянулась и посмотрела на меня всё с тем же мечтательным видом:

– Прости, я наверное задумалась… – она положила гребень и подошла ко мне, её вечерний наряд бледно-розового цвета украшен кружевом и золотой вышивкой. Такой красивой я её давно не видел!

– Нравится? Я берегла этот рокетти* для особого случая, к счастью, он остался в замке, и не пропал, как всё остальное… – она опустила ресницы, и тень грусти омрачила её черты.

– Иди ко мне, любимая! – я притянул её в свои объятия и заглянул в глаза. – У тебя ещё будет всё то, о чём ты мечтаешь! – мне неудержимо захотелось вернуть себе её любовь, чтобы она и думать забыла об отце Венченце. – Сними его, пожалуйста! Твой халат бесподобно хорош, но меркнет рядом с тобою. Она посмотрела на меня затуманенным взором и ничего не ответила.

– Иначе я буду вынужден его порвать! – я бы, конечно, не стал этого делать, но уж очень хотелось обратить её внимание на себя.

Она послушно исполнила мою «просьбу» и осталась под единственным покровом – своих золотистых, прекрасных волос. Я отвёл локоны в сторону, увлёк её на кровать и стал покрывать нежное хрупкое тело страстными поцелуями. Она не сопротивлялась, но и не взволновалась от моих прикосновений.

– Патриция, очнись, я здесь! – прошептал тихо ей в самое ухо.

Её безмятежный взгляд остановился на моём лице и вспыхнул целой зарницей эмоций.

– Вот так-то лучше! Проснись, прелестница, я истосковался по твоей любви! – я стиснул её в стальные объятия и жгучее вожделение овладело мной.

Красота возвращалась к моей голубке. Тело стало упругим, кожа гладкой и приобрела бледно-матовой оттенок, ушла болезненная острота худобы. Сильный молодой организм восстанавливался гораздо быстрее психики. Впрочем, после визита падре и душа Патриции расцвела. Она закрыла глаза и стала отвечать на мои ласки. Блаженная улыбка при этом не сходила с губ, а ещё больше засияла. О чём или о ком думала она в эти минуты? Ревность ещё больше распаляла мою плоть. Я овладел её телом, но не душой, так почему-то мне показалось. Сердцем она была не со мной.

– Открой глаза! Посмотри на меня!

Я вглядывался в любимые черты и не узнавал их, они как будто стали совсем чужими. Отстранив её от себя, я отвернулся.

– Что случилось, Эрнесто?! – она очнулась.

Я не хотел отвечать. Если бы не сугробы, покрывшие землю, я бы прямо сейчас отправился в путь, лишь бы увезти её подальше от этого священника. Патриция всё ещё околдована им. Я и сам не могу забыть об этом человеке, будь он неладен! Ночью и днём меня преследуют его странные слова, глаза, голос, отдающийся внутри меня странным эхом, не то прошлого, не то будущего.

Тонкие пальчики погладили меня по спине.

«Ведёшь себя как капризный ребёнок! Плачет жена – плохо, блаженно улыбается, опять плохо, потому что думает не о тебе. А сам-то ты чем лучше?! – выговаривала совесть. – Когда в самый важный момент близости вспоминаешь черты своей любовницы, пусть и не живой, но очень даже осязаемой?!» – от этих мыслей стало совсем не по себе.

– Я люблю тебя! – тихо прошептала моя избранница.

«К кому обращены эти слова?»

Губы ласково коснулись моей шеи и пробежала волна мурашек по коже.

– Всегда любила и буду любить… – продолжала она. – Вчера мне стала очевидной простая истина. Мы все неидеальны, но можем измениться, можем стать теми, о ком даже мечтать не смели! Отец Венченце открыл мне глаза. Ничто не может осквернить храм духа, кроме нас самих.

«Опять этот Венченце, пропади он пропадом!» – подумал я.

– Тело можно изнасиловать и убить. Но душа неприкосновенна и вечна, она принадлежит только нам и Господу Богу. Впустить в неё боль или счастье – мы выбираем сами. «Вам решать, танцевать или плакать с дождём», – сказал он. И ты знаешь, у меня будто мир перевернулся! Если я хочу быть чистой – я буду такой. Эрнесто, ты молчишь? Ты не веришь мне?

Я повернулся. Её лицо излучало небесную благодать. А я, грешный, воспринял этот свет, как влюблённость. «Пошлый, глупый дурак, всё судящий по себе.»

– Прости меня! Я подумал, что ты мечтаешь об этом падре. Что отец Венченце покорил твоё сердце.

– Покорил. Ты совершенно прав. Я и не скрываю. Этот святой человек навсегда останется в моём сердце, потому что он подарил мне прозрение. Разве можно не любить таких людей?! Ты и сам очарован им, признайся!

Мои глаза застилала ревность, уши затыкала гордыня, но сердце говорило: «Она права!» Я ещё никогда не сталкивался ни с кем подобным, не встречал людей такого духовного просветления.

– Я теперь стану совсем другой, да-да! Вот увидишь, Эрнесто! Ты будешь гордиться мной, и больше не устыдишься своей половинки…

– Родная, я никогда и не стыдился, – прижал её к сердцу и почувствовал уже совсем другое, душевное притяжение, с которого и нужно было всё начинать.

*Рокетти – это дорогой домашний наряд, предшественник пеньюара, появившийся в XVI в. в Венеции. Халатик, сшитый из шелка, бархата, украшался кружевом, вышивкой, драгоценными камнями.

– И зачем мы едем туда? – Амато пришпорил коня.

– Я хочу ещё раз увидеть этого человека.

Снег начинал таять, мокрыми ручейками сползая с крыш.

– Скоро нам в путь, а священник так больше и не появился.

– Дался он тебе, что-то я не замечал за тобой особой набожности! – бурчал Амато, сегодня он был не в лучшем настроении.

– Ты мог не ехать, сам увязался, значит терпи! Есть у меня к нему несколько вопросов…

– Что ты задумал, мой господин?!

– Да так, это неважно.

– Неужто приревновал синьору к синеглазому падре?

– Что, так заметно?! – у меня заходили желваки.

– Я чувствую тебя, Эрнесто, больше, чем хотелось бы. Другие, может, и не заметят… А я сразу же оценил перемены. Только обещай мне не убивать его! А то сельчане нас всех сожгут на костре. Нет, я, конечно, не против умереть рядом с тобой, но совсем недавно обзавёлся ребёнком, не хотелось бы мою принцессу так рано оставлять сиротой.

– Ты рассуждаешь, как почтенный отец семейства!.. – я рассмеялся, похоже, настроение у вассала начало подниматься.

На одном из деревьев, под которым мы проезжали, я заметил белку, рыжая внимательно нас разглядывала, словно прицеливаясь, и попала точно в цель. Прямо за шиворот мне что-то упало. Нащупав рукой, я достал из под ворота лесной орех.

– Спасибо за подарок, красавица! – улыбаясь, припрятал сокровище. А потом подумал, что это возможно какой-то знак от Филоретты. Смертью меня не обманешь! Благодаря Эделине, я знал, что мёртвые чуть ли не живее всех живых. Мысли о ней печалью отозвались в сердце. Она больше так и не появлялась. Я не звал, но если признаться честно, мне её не хватало. Последние дни я полностью посвятил себя Патриции, у нас началось что-то вроде медового месяца. Упиваясь своей любовью, на которую она стала с лёгкостью отзываться, будто и не было всего, что мы пережили, я почти не покидал кровати.