Натали Бизанс - Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Утром очнулся, потому что почувствовал чей-то взгляд и ощутил близкое дыхание. Чёрные глаза Амато обожгли мне душу.

– Прости, мой господин! – мучительно выдавил он из себя и отступил на пару шагов. – Я всего лишь хотел разбудить, пора собираться.

Странные, непонятные мне чувства, на которые я никак не могу ответить, ведь неприятна даже сама мысль о таких отношениях. А он с этим живёт и, наверное, страдает от неразделённой любви. Чисто по-человечески мне его жаль. Но Амато и жалость несовместимы. Поэтому лучше всего сделать вид, что я ничего не заметил.

Дом оживал, наполняясь звуками, люди спешили поесть, утолить жажду, перекинуться парой слов. Прибыли те, о ком вчера упоминал крестьянин. Синьор из знатной семьи, вырядился, как на королевскую охоту.

«Он бы ещё легавых взял!» – подумал я и, приглядевшись, увидел, что недалёк от истины, собак было много и все породистые, холёные, так сказать, на один клык тем монстрам, с которыми нам предстояло встретиться. Но как отвлекающий манёвр вполне могут сойти!

День предстоял «весёлый». Подкрепившись, мы отправились к падре. Я хотел его проведать. Амато, как тень, неотступно следовал за мной, молчаливый и погруженный в свои переживания. Открыла дверь, утирая слёзы, всё та же женщина.

– Что-то случилось?

– Господин священник умирает, – ответила она и пригласила нас жестом войти.

Венченце и на самом деле выглядел скверно: пылающее лицо, покрытое испариной, тёмные круги под глазами, потрескавшиеся до крови губы. Его терзала тяжёлая лихорадка, но он находился в сознании.

– Это Вы, Эрнесто, – простонал он, – видите, Господь всё же решил меня призвать на службу в миры иные.

– Не говорите так, святой отец! – я посмотрел в его глаза ещё раз, но и при дневном свете они были тёмно-карими, никакой таинственной синевы.

– Люди захотят сжечь моё тело. Не препятствуйте им. Они побоятся, что я обращусь в волка, если этого не сделать.

– Чушь и суеверие!

– Пусть, но так им будет спокойнее. Скажите своей жене, что я был тронут её подарком, так же, как и встречей с ангелоподобной донной. Берегите её! Душа Патриции прекрасна, и она искренне любит вас, – он закатил глаза, и его лицо исказилось от боли.

Я взял его за руку, потому что не знал, как ещё выразить моё сочувствие.

– Общение с вами с самого начала показалось мне судьбоносным… – продолжил падре, – я погружался в необычное состояние и меня переполняли странные чувства.

Цвет его глаз снова начал меняться, приобретая синий оттенок.

«Эделина, ты?» – спросил я чуть слышно.

«Нет», – ответил бархатный голос в моих мыслях, вызвав дрожь, пробежавшую по телу.

«Кто бы ты ни был, помоги ему!»

«Я за этим и пришёл».

Отец Венченце преобразился в лице, словно благодать сошла на него свыше и прекратила страдания.

– Благословляю вас на этот бой! «Не убий» – не значит «не защити»! Господи, помилуй! – падре поднял руку и благословил нас.

С макушки головы до пят прошла теплая волна.

– Спасибо, отче.

Глаза у него были столь глубокого и насыщенного цвета, что стало не по себе.

Последний выдох. Погас свет жизни. Рука беспомощно упала…

Меня душили подступившие к горлу слёзы, но я не выпустил их наружу. Сложив руки отцу Венченце на груди, закрыл ему веки. Тело, ещё теплое и такое молодое, покинуто душой, храм опустел. Лицо покойного выражало умиротворение. Страдания закончились, путь земной завершён. Но скольким людям будет его не хватать! Мир осиротел и уже никогда не будет прежним.

Амато обнял меня за плечи:

– Он своё отмучился. Пойдём!

Целая толпа народу с оружием в руках ворвалась в помещение. Агрессивно настроенные мужики остолбенели.

– В самом деле преставился?!

– Похоже, что так…

– Может для надёжности пронзить осиной?

– Оставьте умершего! – я с трудом сдерживался.

– Эрнесто, вспомни его слова, – тихо шепнул Амато, вытаскивая меня за руку. – Он уже свободен, а им так будет лучше.

Крестьяне расступились и дали нам пройти. Уже через несколько минут во дворе был сооружён костёр, на который взвалили ещё не остывшее тело священника, пронзённое деревянным колом в сердце, и подожгли.

– Господи, в каком мире мы живём!.. Чем мы лучше зверей? Этот человек умер, потому что спасал их жизни… Чтобы они потом с кольями и мечами пришли его убивать, а после сожгли на костре останки?! Дикий тёмный народ, плебеи!

– Не убивайся ты так, он выполнил свой долг и с честью отправился к Творцу. Прекрасная смерть! Не всем так повезёт, – Амато посмотрел на меня с любовью, – а нам пора в бой, чтобы истребить это поганое волчье племя! Нет ничего лучше для воина, чем сражение с достойным противником! Нам некогда горевать. Все уже в сборе…

Останки падре ещё не догорели, а человеческое воинство уже двинулось на волчье. Шли тихо, чтобы не спугнуть, вооружившись кто чем мог: мечами, копьями, ножами, стрелами. Цель одна – убить как можно больше волков, ослабить стаю, заставить их уйти. Факелы наготове, трупы решено сжечь.

Стая продвинулась в сторону поселения, где ждали нас Патриция и наши люди, сердце сжималось от страха за них. Нам повезло: волки не успели напасть на городишко. Мы их опередили. Первыми среагировали собаки и кони, вовремя предупредив людей об опасности. Джюсто пришлось закрыть глаза, чтобы обезумевшее от страха животное не понесло, точно так же поступили и с остальными лошадьми, чтобы оставались послушными.

Первая кровь заалела на снегу. Волки разорвали отчаянную белую собаку, бросившуюся навстречу верной гибели. Вначале полетели стрелы, а потом люди бросились в бой, настигая серых, кто как мог. Завязалась жуткая борьба не на жизнь, а на смерть. Люди, кони, волки, собаки… всё перемешалось между собой. Каждый бился за своих родных и детей. Не успевали вытирать мечи от крови. Клыкастые окровавленные пасти валялись повсюду, внушая ужас своей численностью.

Амато всё время держался рядом, как Ангел-Хранитель, прикрывавший меня крылом. Волки, настигнутые людьми, падали, устилая окровавленную землю. Кто-то бился до конца, яростно и бесстрашно, часть стаи спасалась бегством.

Сначала я даже не сообразил, что происходит: среди волчьих туш, поваленных на землю, появлялись человеческие тела.

«Неужели у нас такие потери?! Не может быть, – мелькнуло в голове, – или всё-таки стоит поверить преданиям?» Я нагнулся над одним из мёртвых. По виду человек – крестьянин, но он погиб не от битвы с волком, а от руки человека: в груди стрела. А вот и следы укусов, свежие, но уже зажившие…

Это открытие сразило меня наповал. Амато смотрел на это всё с не меньшим потрясением.

Когда битва была окончена, стали собирать тела в кучи: человеческие отдельно, волчьи отдельно. И тех, и других предали огню. Вонь от горящих останков ещё долго преследовала нас… Всех раненых отвели в отдельный сарай для лечения, но держали под стражей. Дальнейшая участь этих людей мне не известна.