Эмилия Кинг - Чисто английские вечера

Это было после того, как Арлекин проиграл скачку на Ливерпульский кубок. «Ты не должна плохо думать обо мне, Эмили, но мне так тяжело, что я не могу больше жить. Лучше уж уйти совсем». Так он говорил во мраке ночи, не обращая внимания на то, что я почти теряла сознание от страха и волнения. Он, оказывается, принял опий и пришел прощаться.

Тут уж и за врачом посылать было поздно. Я вскочила, поставила чайник на огонь и заставила его выпить воды с солью несколько стаканов, один за другим, пока весь желудок не промыли. Если бы я могла думать только о себе, мне было бы все равно, но у нас ведь девочка была только шести лет. Как же он не думает о ней? Стивен был бы самым лучшим мужем, если бы не этот порок, но он не мог противиться своей страсти, как пьяница не может оторваться от стойки.

Когда выпадали редкие удачи, все вокруг преображалось. Люди расправляли спины, глядели веселей. Золото позвякивало в карманах, оно заставляло чаще биться сердца, делало тверже шаги, рождало улыбку на губах, звенело радостным смехом. Доброе золото выпадало ласковым живительным дождем, действовало, как наркотик, окрашивало все вокруг в светлые, радужные тона и люди смеялись над своими вчерашними страхами и не помнили, почему жизнь могла казаться такой жестокой и беспросветной.

Копыта лошадей приносили, бывало, столько денег и столько волнений, что никакая торговля, никакое ремесло не могли с ними состязаться. Копыта лошадей поднимали в воздухе пыль, и она золотым покровом оседала на все вокруг. В один из таких удачных периодов Стивен как-то спросил:

– Эмми. Не хочешь поехать на дерби? Это будет большое событие. Хочешь посмотреть, а?

– Не хочется мне, что-то, Стив, торчать там целый день.

– Я-то буду занят, но Дэконермейн или Кетли могут тебя сопровождать.

– Нет, Стивен, спасибо, – сказала я ему.

– А с кем же ты хотела бы поехать?

– Но меня совсем туда не тянет, Стив.

Он помолчал и сказал:

– А все-таки странно, что все время ты варишься в этом соку и ни разу не видела скачек.

Прошло несколько дней, и однажды утром Стивен, вскочив с постели, сказал:

– Вставай, Эмми, похоже, денек будет что надо!

В этот день я впервые увидела праздничную сторону этого мира, в котором жил мой муж. Накануне в буфетной был большой переполох. Оказалось, что жокей перспективного скакуна, набрал несколько лишних фунтов весу. Это зародило в сердцах обитателей буфетной отчаянный страх. Было проведено строжайшее расследование и вынесен вердикт: немедленно согнать вес.

Для начала в этого парня влили добрую толику горькой соли, проследив, чтобы он выпил все до последней капли. Когда это снадобье оказало свое действие, Демона, так звали мальчишку, послали прогуляться до Портслейда и обратно, напялив на него две тяжелые шубы и дав ему в провожатые мистера Надувало, длинные ноги которого неутомимо отмеряли милю за милей. К их возвращению были приготовлены две огромные перины, и мистер Леопольд вместе с мистером Надувало уложили Демона между ними. Как только было замечено, что пот на его лбу просыхает, мистер Леопольд тотчас велел вскипятить для него большую чашку чая.

– Вот так и Старик сгонял, бывало, когда брал призы в Ливерпуле, – приговаривал мистер Леопольд.

– Демон сам во всем виноват, – сказал мистер Надувало. – Не будь он так прожорлив, не пришлось бы ему потеть, а нам – хлопотать и тревожиться.

– Прожорлив, – передразнил несчастный паренек, снова обливаясь потом после чашки чая. – Да я уже три месяца в глаза не видел настоящего обеда!

– После скачек – пожалуйста! – сказал мистер Надувало. – Может, положить грелку под перину? Как вы считаете, мистер Леопольд? Что-то он начинает остывать.

– Остывать? – взвыл Демон. – Самим бы вам попасть в такое пекло! Христа ради, мистер Леопольд, не велите ему подходить ко мне с грелкой!

– Не подымай столько шума! – сказал мистер Леопольд.

– Если не будешь делать, что тебе говорят, – снова получишь стакан слабительного и отправишься на прогулку до самого Лондона, черт побери.

– В жизни не слыхал ничего подобного! – возмутился мистер Надувало. – В наше время никто не интересовался мнением жокея. Просто заставляли делать то, что считалось нужным.

– Знаю я, чем это кончится, – ворчал паренек. – Я так ослабею, никуда не буду годен в дерби.

Мистер Леопольд и мистер Надувало переглянулись. По-видимому, они уловили некий резон в словах мальчишки и грелку убрали.

Ах, мистер Стоун! Никогда еще дерби не возбуждали такого интереса, как в тот раз. Четыре фаворита! Отдать предпочтение кому-то одному, казалось, невозможно. На Форзаца, взявшего недавно приз в две тысячи, ставили два к одному. На Старинный Перстень, который на последующих скачках почти без тренировки обошел Форзаца на голову, ставили четыре к одному. Такие же ставки держались на Диадему, победившую в двух скачках. И, наконец, Ежевика, блестящий призер в Ньюмаркете, собрала семь к одному!

Когда мы приехали на станцию назначения, было всего начало седьмого утра. Но в этот ранний час мимо здания вокзала уже текла толпа. Машины застревали в живой реке и выглядели как разноцветные камни, которые обтекал людской поток. Все спешили туда, где развевались флаги и слышались хлопки бичей.

Группа полицейских тщетно пыталась установить хоть какой-то порядок в этой толпе. Лучи солнца уже покрывали листву тонкой рассветной позолотой и на красноватую землю ложились прозрачные тени. Но вскоре знойный солнцепек дороги отогнал поэтическое настроение. Кроны деревьев и придорожная трава были белыми от осевшей на них пыли. По обочинам расположились разносчики со своим товаром. Из беседок, превращенных на скорую руку в лотки с прохладительными напитками, доносились запахи пива и апельсинов.

Но вот живая изгородь кончилась, и я увидела, что мы стоим на вершине залитого солнцем холма. Мистер Джой, сопровождавший меня, пояснил:

– Белое здание – это главная трибуна. А чуть подальше – финишный столб.

– А откуда они побегут?

– Во-он оттуда, – мистер Джой махнул рукой в сторону горизонта. – От той группы деревьев. Пойдут прямо через дроковую пустошь к повороту.

Огромная толпа людей заняла вершину противоположного холма. За холмом был виден край плато, поднимавшегося вверх, кое-где поросшего кустарником и опоясанного на горизонте деревьями.

Вычурно одетые мужчины стояли на высоких табуретах вдоль ограды. У всех были огромные бутоньерки в петлицах, большие полевые бинокли через плечо и сумки. Над каждым красовался транспарант: «Джек Харнер, Мэрилебон. Все ставки оплачиваются», «Тон Вуд, владелец знаменитого боксерского клуба в Эпсоне», «Джейм Уэбстер, комиссионер, Лондон»… Это были букмекеры, как сказал мистер Джой. Они громко выкрикивали ставки и потряхивали полными монет сумками, чтобы привлечь к себе внимание клиентов.