Лайза Аппиньянези - Память и желание. Книга 2

Катрин изобразила крайнее изумление.

– Мне и в голову подобное не приходило, – процедила она, но тут же, отбросив обычную сдержанность, прошипела: – Надеюсь, что мне.

Нора деланно рассмеялась:

– Я уж не чаяла услышать от тебя эту фразу.

Когда они вернулись к столу, выяснилось, что Алексей собирается уходить.

– К сожалению, я должен вылететь сегодня последним рейсом в Нью-Йорк. Огромное вам спасибо за доставленное удовольствие.

Он пожал руку Жакобу, Натали и Норе, а пальцы Катрин надолго задержал в своей ладони. Прочтя в ее глазах боль и смятение, он шепнул:

– Извини, но я должен уехать. Это очень важно.

Она отвернулась.

– Значит, в Нью-Йорк?

– Да, Катрин, да.

Он стиснул ей руку и грустно улыбнулся.

Не следовало сюда приезжать – все стало еще хуже. Бежать, немедленно скрыться.

Катрин проводила его взглядом, чувствуя, как все внутри тает от истомы.

Следующим вечером она уже была в Нью-Йорке. Уложила Натали в постель, побродила по дому, не зная, чем себя занять. Все валилось из рук. Что с ней происходит? Она взяла трубку, уже готовая позвонить Алексею в отель. Нет, невозможно! Нельзя так навязываться. Невероятно, до чего изменилась ее жизнь за какие-то две недели. Просто сумасшествие какое-то. Очевидно, все дело в том, что энергия, ранее расходовавшаяся на устройство галереи Томаса Закса, теперь не находит выхода. Ну конечно, именно этим все и объясняется, подумала Катрин.

Нет, ничего этим не объясняется, поправила себя она. А поцелуй?

Она легла и попыталась уснуть. Она и сама не знала, было посетившее ее видение сном или мыслью: Катрин увидела длинный извилистый туннель, едва освещаемый тусклым светом. Огромная, мощная Сильви схватила дочь и затолкнула ее в эту узкую щель. Дышать в туннеле было трудно, ноги вязли в грязи, одежда цеплялась за лианы. Проход делался все у́же, а сама Катрин все больше и больше. Конец туннеля был уже близок и там сиял свет, в котором исчезали все тени. Оставалось совсем чуть-чуть. Протолкнуться, протиснуться…

Катрин очнулась обессиленная, но улыбающаяся.

Когда она выходила из душа, в дверь позвонили. Рассыльный принес огромный букет цветов. Внутри у Катрин все запело. Алексей! Букет мог быть только от него.

Она зарылась лицом в весенние цветы и тихонечко запела. Значит, все в порядке. Сегодня они обязательно увидятся. Катрин прижала букет к сердцу, потом развернула бумагу. На пол упала маленькая коробочка и записка.

Первым делом Катрин прочла записку. Она была на итальянском. «Mia cara» – так начиналось это короткое письмо. Пальцы Катрин задрожали, глаза быстро пробежали по строчкам. Лицо покрылось мертвенной бледностью.

Он уехал, вернулся в Рим. Разочарование было столь сильным, что его горький привкус начисто заглушил аромат цветов.

А коробочка? Катрин открыла непослушными пальцами бархатную крышечку. Внутри оказалось кольцо. Старинный изумруд в оправе из белого золота. Катрин замерла, похолодела. Не может быть! Кольцо Сильви! Она повернула его и прочла знакомые инициалы: С.К. Кольцо, звякнув, упало на пол. Сколько раз Сильви обвиняла свою маленькую дочь в том, что та украла этот изумруд! Несправедливые наказания, гнев, обида, стыд – все эти чувства всколыхнулись в памяти Катрин.

Она долго смотрела на кольцо.

Откуда оно у Алексея Джисмонди? Зачем он прислал кольцо ей и почему так внезапно уехал?

В записке говорилось: «Постарайся меня понять». Что именно она должна понять?

А ведь он приезжал не просто так, а ради портрета Сильви. Как она могла об этом забыть? Сама Катрин для него ровным счетом ничего не значит – обычное знакомство в чужом городе. А тут еще это кольцо… Катрин вспомнила, что среди драгоценностей, оставшихся после Сильви, этого перстня не было.

Неужели ей так никогда и не выбраться из паутины, которой оплела ее Сильви?

Катрин долго сидела не двигаясь. Думала о матери, об Алексее. Тело ее содрогалось от рыданий.

Потом, охваченная недобрым предчувствием, она схватила телефонную трубку и позвонила в отель.

– Мистер Джисмонди съехал, – жизнерадостным голосом сообщил ей портье.

– Он не оставил адрес? – спросила Катрин с замиранием сердца.

– Минуточку.

Катрин ждала, изо всех сил вцепившись пальцами в трубку.

– Да, мистер Джисмонди вернулся в Рим. – И портье по буквам произнес адрес.

– Спасибо, – слабым голосом ответила Катрин.

Внутри у нее все сжалось. Она с трудом встала, подошла к окну, посмотрела на безмятежную улицу, а затем, резко развернувшись, поднялась в спальню дочери.

– Ну все, солнышко, твоя мечта осуществилась, – с искусственной веселостью объявила она. – Собирай вещи, мы едем в Рим.

Натали смотрела на нее, словно на божьего ангела, спустившегося с небес.

Рим. Яркое солнце, лепные фонтаны, узкие переулки, величественные площади, потрескавшиеся фрески. Все здесь дышало стариной, повсюду людские толпы, оживленные лица, гудение автомобильных клаксонов.

Натали пребывала в постоянном возбуждении – трещала без умолку, то и дело бросалась обнимать мать, восторженно сжимала ей руку. Девочка влюбилась в Рим с первого взгляда.

А Катрин никак не могла понять, почему ее так долго пугал этот город.

Они остановились в отеле «Вилла Медичи» на площади Тринита-деи-Монти. Позавтракали в ресторане на крыше, любуясь панорамой города.

Затем Катрин спустилась в номер и, глубоко вздохнув, позвонила графине. Ей пришлось немного подождать, потом в трубке раздался постаревший, но очень знакомый голос. Графиня чуть не задохнулась от счастья. Сказала, что немедленно вышлет шофера.

Катрин поблагодарила, но попросила отложить встречу до завтра. Трубку схватила Натали и стала разговаривать с бабушкой. Сначала она явно стеснялась, потом просияла от удовольствия. Катрин уже сама плохо понимала, почему так долго тянула с этой поездкой.

Следующий звонок был еще труднее. Что она скажет Алексею, да еще в присутствии Натали? Нет, лучше подождать до вечера.

Вдвоем с дочерью они отправились на прогулку – спустились по Испанским ступенькам в лабиринт старинных улочек. Катрин сама не заметила, как они оказались перед ночным клубом, где она в последний раз видела Карло. Непроизвольно передернувшись, она отвернулась и посмотрела на освещенную ярким солнцем улицу. В сияющей витрине отразилось ее лицо. Это была уже не прежняя Катрин, испуганная девочка, страшащаяся собственного желания, не понимающая, в какой роковой зависимости она оказалась от мужчины, пробудившего в ней эти желания. Она тогда боялась и голоса своего тела, и того, что этот голос не будет услышан. Это был кошмарный капкан, в котором жажда любви сливалась с жаждой наказания.