Мари Луизе Фишер - Поздняя любовь

— Может, ты и прав. — Доната села против него за стол и закинула ногу на ногу. — Но мне самой неприятно.

Штольце сел, аккуратно подтянув брюки, чтобы не повредить складки.

— Что же случилось?

— Я выскочила позже обычного, да еще и попала сразу же в затор.

— Что ж, бывает. — Он наклонился, чтобы вытащить бутылку коньяка.

— Ой, зачем же в такую рань-то? — вырвалось у Донаты.

Он посмотрел на бутылку с сожалением, но все же убрал ее.

— Наверное, ты права.

— Но если ты сам считаешь, что это принесет тебе пользу…

— Конечно, принесло бы. Но иногда нужно уметь и отказываться.

Доната охотно спросила бы, есть ли какая-то особая причина для этого разговора, но запретила себе проявлять инициативу, чтобы не облегчать ему задачу. Она лишь смотрела на него выжидающе широко открытыми глазами.

— Хм, Доната, — приступил он наконец к делу и провел безымянным пальцем по усам, — видимо, проблема «Тобиас Мюллер» ныне счастливо решилась.

Это замечание показалось ей совершенно бессмысленным, но она для начала не издала ни звука, поскольку все же ожидала чего-то в этом духе.

— Вопрос лишь в том, — продолжал он, — заменим мы его сразу же или подождем до весны.

— Я тебя совершенно не понимаю, — ответила она.

— Разве я говорю по-китайски?

«Все идет не так, как надо, совсем не так, — подумала она, — и это просто невыносимо».

— Но ведь он еще не уволился.

— Еще нет. Но не сегодня, так завтра надо этого ожидать.

— Он на больничном листе, Артур.

— Эта болезнь, деточка ты моя, всего лишь предлог. Этим он создает себе передышку, чтобы еще до увольнения подыскать себе новое место.

— Я так не думаю, Артур.

— Он заметил, что здесь на него косо смотрят из-за его связи с тобой; признаю, что я и сам был с ним за последнее время не слишком любезен. И он сделал из этого выводы. Ты должна с этим примириться, Доната. В сущности это ведь делает ему честь.

— Ты ошибаешься.

Он обнажил в улыбке свои безупречные зубы.

— Вот таковы женщины! Что вам не нравится, того вы и знать не желаете.

Уже сам его тон очень нервировал Донату.

— Тобиас болен, — промолвила она, и в тоне ее звучала настойчивость. — То есть, точнее, был болен. Сейчас он поправляется.

Его улыбка не угасла полностью, но превратилась в чуть заметную циничную гримасу.

— И откуда же это тебе известно?

— Потому что я приютила его в своем доме.

Он потерял самообладание.

— Что??

— Не рычи на меня! Да, ты верно расслышал мои слова. Он был очень болен, с высокой температурой и без жилья. Подружка выставила его из своей квартиры. Тогда я и приютила его в одной из моих гостевых комнат.

— Доната, как ты могла?!

Доната выставила вперед подбородок.

— Мне это представлялось, да и сейчас представляется, вполне естественным. Куда же было деваться этому несчастному парню?

— Скажем, в клинику.

— Для получения направления в клинику его болезнь была недостаточно тяжелой.

Он забарабанил пальцами по столу.

— И кому об этом известно?

— Но ведь это всего лишь моя личная жизнь. Тебя это не касается ни в малейшей мере.

— А если ты погубишь свою репутацию?

— Чепуха, Артур, и ты это знаешь. Миллионы пар живут в наше время вместе без свидетельства о браке, и никому это не мешает. А кроме того, он у меня лишь временно.

— Он должен исчезнуть из твоего дома, и притом немедленно.

Сначала Доната собиралась сообщить Штольце, что уже говорила с Тобиасом о его увольнении. Теперь же это показалось ей невозможным.

— Из моего дома, — зло сказала она, — и также из моей фирмы? Так? А лучше всего вообще вон из моей жизни?

— Ты сама сказала нужное слово.

— А почему? — Доната тоже стала говорить громче. — Только из-за разницы в возрасте, которая касается лишь нас двоих?

— Это касается отнюдь не только вас.

— Только нас. Мы знаем супругов… — Ты говоришь и о супружестве?

— …Которые куда меньше подходят друг другу. У них нет общих интересов, общего уровня образования, общего чувства юмора, и все же они как-то уживаются друг с другом. А у меня с Тобиасом все согласуется, кроме возраста.

Но это-то и есть решающий фактор! Черт побери теперь я все же глотну. — Он нырнул под крышку письменного стола.

«Похоже, что без глотка тебе никак не обойтись», — подумала Доната, но вслух этих слов не произнесла, не желая доводить возникший конфликт до взаимных оскорблений.

— Будешь? — спросил он, уже держа бутылку в руке.

— Нет, благодарю.

Он налил себе в стакан коньяку, одним махом осушил половину, сразу же долил снова доверху и лишь после этого спрятал бутылку.

Доната использовала паузу, чтобы собраться с духом.

— Послушай, Артур, — сказала она уже спокойнее, — могу я тебе напомнить, что Алина моложе тебя больше чем на двадцать лет?

— Это нечто совсем иное. Она — моя вторая жена. Мне было за сорок, когда я женился на ней. Тогда ведь было вполне естественно, что я взял в жены не ровесницу, а женщину более молодую.

— Мне тоже за сорок, Артур, и мне тоже представляется вполне естественным жить с человеком, более молодым, чем я.

— Ты, кажется, выставляешь меня слабоумным, Доната.

— Я такого намерения не имею. Я только хочу, чтобы ты понял мою позицию.

— Через десять лет тебе будет пятьдесят два, и тогда он…

— Побереги свои легкие, Артур. Считать я умею не хуже тебя. Только кому известно, будем ли мы еще живы к тому времени? Мне важно не будущее. Я хочу именно сейчас быть с ним рядом, пока он еще влюблен в меня.

Он закурил сигарету, не предложив ей.

— И сколько же времени это будет, по-твоему, продолжаться? — насмешливо спросил он.

— Этого предсказать невозможно, — спокойно ответила она, — да и ни к чему. Факт есть факт: я с ним счастлива и хочу этим счастьем наслаждаться.

— В ущерб фирме?

— Я на это смотрю иначе, Артур. Но если уж это тебя интересует, то скажу: да, даже и в ущерб фирме. Я люблю свою профессию, но она составляет лишь половину жизни. Я ведь не только рабочая скотина, но и человеческая личность, испытывающая потребность в любви — как и все прочие, не исключая и тебя. Но ведь от тебя-то никто не требовал жертв в личной жизни.

— Я никогда не наносил вреда фирме. И у меня нет никакой другой женщины, кроме Алины.

— Только не надо так сильно бить себя в грудь кулаком. У тебя тоже есть свои слабости.

— Мне об этом ничего не известно.

— Да не будь же ты лицемером, Артур! Ты ведь сам знаешь, что слишком много пьешь.

— Я всегда сохраняю ясную голову.

— Вовсе нет. Это не удается никому из тех, кто уже в десять утра хватается за бутылку. Я этим давно уже обеспокоена. Но я ни разу тебе об этом не сказала, потому что уверена, что освободиться от этой слабости ты все равно не в состоянии.