Мари Луизе Фишер - Поздняя любовь

Как ни противилась Доната многие годы изменениям в своей жизни, избегать их не удавалось.

После смерти мужа она сначала не хотела появляться в обществе. Но по-прежнему в ее адрес поступали приглашения на банкеты, официальные праздники, выставки, премьеры. В один прекрасный день, без особого повода, она все же решила, что надо учитывать хотя бы наиболее важные из таких мероприятий. Не то чтобы ей в жизни действительно было необходимо какое-то разнообразие — в течение года она и так общалась с очень многими людьми. Но ведь показываться на глаза, не уходить в забвение было частью ее профессии. Разумеется, ей при этом нередко приходилось давать своеобразные бесплатные консультации.

Господа в смокингах, известные своими миллионными капиталами, не стеснялись спрашивать ее, например, такое:

— Разрешите посоветоваться с вами, сударыня. Я планирую перестроить мой садовый дом под гараж. Не могли бы вы мне что-нибудь подсказать по этому поводу?

В таких случаях она обычно, проявляя любезное внимание к собеседнику, выслушивала все, что он мог сообщить, чтобы потом с еще большей любезностью заявить:

— Надо бы посмотреть документы, тогда действительно можно будет помочь. Лучше всего вам заехать с этим в мой офис. Я была бы рада вас встретить.

Иногда такая тактика приносила успех, и заказчик появлялся в офисе, но чаще всего дело ограничивалось светской болтовней. Донате это разочарований не приносило.

В самых удачных случаях встречались и такие собеседники, которые как раз искали архитектора для осуществления тех или иных строительных работ и считали даром судьбы случайную встречу с Донатой. Этим путем она уже получила несколько заказов. Хотя мюнхенское высшее общество состояло из кружка совершенно определенных людей, а посторонние сюда проникали редко, все же было важно постоянно попадаться на глаза, чтобы действовал эффект частого напоминания о себе. В год смерти мужа Доната — хотя ее постоянно приглашали, так что как будто помнили — все же почувствовала, что ее могут забыть.

Сначала ей было нелегко снова вписываться в тот образ жизни, с которым она до этого порвала. Раньше Филипп всегда находил время, чтобы ее сопровождать. Она могла опираться на него, как на каменную гору. Никогда не случалось такого, чтобы она стояла забытая где-то в углу и никто бы не обращал на нее внимания. Они выезжали в свет всегда вместе и были импозантной парой.

Ей пришлось преодолевать себя, чтобы освободиться от чувства неловкости, и впоследствии она вспоминала об этом с улыбкой. В какой-то момент Доната была даже готова просить сестру сопровождать ее, но вскоре отказалась от этой мысли. Сильвия была таким человеком, который всегда ожидает пристального внимания к своему самочувствию и настроению. А кроме того, если вместо одной женщины, оставленной без внимания, будут две, то они, наверное, окажутся в еще более жалком положении, чем одна. Нет, Донате предстояло и в свете выказывать такую же самостоятельность, как на работе.

Так она и поступала, и удавалось ей это удивительно хорошо. На высочайших каблуках, в одном из своих красивых париков, элегантно одетая и тщательно подкрашенная, она вступала в среду собравшихся, присоединялась к группе друзей, вскоре оставляла ее, чтобы обойти других знакомых, сеяла обаяние и собирала урожай восхищений и одобрительных улыбок. Никогда ей не виделись кошмарные сны, в которых она оказывалась бы лишней спицей в колеснице.

Вскоре она полюбила свою неограниченную свободу, свободу одинокой женщины. Она могла, когда заблагорассудится, уходить из дома, оставаться в других местах сколько душе угодно, ходить на свидания, если есть настроение. При жизни мужа ничего этого не было.

Но теперь-то появился Тобиас, и все полностью изменилось. В первые недели их связи она и не думала посвящать его в свои дела. Но из-за этого она не могла рассказывать ему и об эпизодах из своей жизни. Хуже того: он узнавал о них со стороны.

— Позавчера ты была на приеме у Гейне, — упрекнул он ее однажды.

Они только что удовлетворили свою страсть; Доната еще лежала в его объятиях и ожидала чего угодно, только не упрека. Она буквально сжалась в комок.

— Откуда это тебе известно? — спросила она.

— Из «Вечерней газеты».

— А, понятно.

— А ты мне ничего об этом не сказала.

— Для чего тебе это знать?

— Потому что это меня интересует.

Она поцеловала его грудь, надеясь, что это подействует успокаивающе.

— Ах, милый, ты же знаешь эти приемы…

— Нет, Доната! Именно о приемах-то я ничего и не знаю.

— Там нет ничего интересного, — заверила она, — Бог свидетель.

— Чего же ты туда ходишь?

— Я должна показываться в обществе.

— А я нет?

— Нет, ей-богу, нет. Ты до этого еще не дорос. И будь этому рад.

— Но я, как-никак, на пару лет старше, чем Натали Гейне, а она там была.

— Так, значит, ты хотел бы положить глаз на красивую Натали?

— Положить глаз я хотел бы только на тебя, Доната, и ты это знаешь. Но постепенно я прихожу к мысли, что ты меня не любишь по-настоящему.

— Не говори так!

— А иначе ты бы считала вполне естественным, что мы должны бывать на приемах вместе.

— Я не знала, что это доставит тебе удовольствие, — произнесла она, сразу же поняв, что подобное объяснение звучит более чем неубедительно.

— Могла бы хоть спросить меня об этом.

Она начала рисовать указательным пальцем круги на его гладкой груди.

— Я думала, что у тебя собственный круг знакомств. Я ведь никогда не спрашиваю тебя, что ты собираешься делать в свободное вечернее время, с кем ты бываешь на людях…

— Мало любишь, — прервал он ее.

— Тебе была бы милее моя ревность?

— Капелька ревности не помешала бы.

Она засмеялась.

— Ах, Котик ты мой! Только такой большой ребенок, как ты, может путать ревность с любовью. — Потом, уже серьезнее, добавила: — Ты вообще-то не так часто уходишь из дома, чтобы за этим крылось что-то подозрительное.

— Ты просто уверена в моей верности.

— К сожалению, это вовсе не так. Она процитировала: «Ах, как ты молод, как красив, твои глаза сияют счастьем…»

— Стихотворение Шторма [13] Теодор Шторм (1807–1888) — немецкий поэт, склонный к меланхолии, испытывавший влияние позднего романтизма. Его лирика и новеллы исполнены глубокого чувства. ,— сухо заметил он, — знаю. Может быть, я в твоих глазах именно таков. Но о себе-то ты ведь не можешь сказать, что якобы ты стара и утомлена.

— Я и не говорю этого.

— Тогда почему же ты не отваживаешься показываться вместе со мной?

— Тут дело не в отваге.

— Нет? Не в ней? Жаль. А то я бы еще мог как-то тебя понять. Тогда назови мне, пожалуйста, истинную причину.

— Извини, я просто об этом не думала. Уже много лет я имею привычку появляться в обществе без спутников. Мне просто в голову не пришло просить тебя о сопровождении.