Мари Луизе Фишер - Поздняя любовь

— Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе, признай это!

— Нет, это не так, — возразила она, мысленно взвешивая, в какой мере его утверждение соответствует истине.

Он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе, так что ей пришлось смотреть ему в глаза.

— Значит ли это, что ты в дальнейшем будешь брать меня с собой?

— Если ты так этого хочешь, то да.

— Я настаиваю на этом.

— Ладно, договорились.

Доната поцеловала его в губы и почувствовала, как вновь нарастает в нем волна страсти. Она быстро отстранилась.

— Хватит, хватит, на сегодня достаточно. — Спустила ноги с кровати. — Я тебя покидаю.

— Ну, останься еще со мною, Кисуля! Хоть на пять минут!

Она накинула на плечи свой шелковый домашний халат.

— Нет, нет, Котик! Знаю я эти пять минут! Спи спокойно, и сладких тебе сновидений! — От двери она еще послала ему воздушный поцелуй и выскочила из комнаты.

У нее было такое ощущение, что он ее переиграл. Загнал в угол, так что ей ничего не оставалось, кроме как выполнить его желание. Но с другой стороны, она считала, что он прав. Если он дарит ей свою молодость, не останавливаясь перед разницей в возрасте, то, видимо, имеет право разделять с ней и те привилегии, которыми она пользуется благодаря своим годам и своему положению.

Как и следовало ожидать, Тобиас успешно справлялся с ролью сопровождающего. Она лишь давала ему советы по выбору костюма, в остальном он и сам отлично знал, как себя вести. Он поддерживал ее под локоть, помогая подниматься по ступенькам, никогда не вылезал вперед, никогда не лишал ее возможности стать центром внимания. С ним очень быстро свыклись; во всяком случае, таково было впечатление. Правда, друзья Донаты не предлагали ему перейти на «ты», но и не оставляли его совсем в тени, вовлекая в беседу.

Его считали хорошим, представительным молодым сотрудником Донаты, который счел себя обязанным быть под рукой у этой одинокой женщины. В обществе они вели себя так, что это не выдавало интимности их отношений. Кое-кто, может быть, и предполагал, что они близки, другие полностью это исключали как раз из-за разницы в возрасте. Но всем было понятно, что она охотно появляется в обществе в сопровождении этого интеллигентного, хорошо воспитанного молодого человека.

В Долгую субботу перед последним адвентом [14] Адвент (лат. «приход», «приближение») — в католической церкви каждое из четырех последних воскресений перед Рождеством. Суббота перед последним адвентом называется «Долгой». они посетили выставку изделий ювелира Эйкельбаума на улице Театинерштрассе. Хотя это был день открытия и присутствовала только приглашенная публика, на выставке царила страшная теснота. Доната не собиралась здесь долго оставаться, ей хотелось лишь показаться в обществе. Но выставленные украшения просто околдовали ее, она не хотела уходить, пока не просмотрит все до конца. Это был единственный случай, когда она, встречая знакомых, ограничивалась лишь улыбкой и кивком головы, следуя за Тобиасом, который прокладывал путь сквозь толпу вдоль витрин.

Один широкий золотой браслет, простой и очень современный, особенно ей понравился.

— Не правда ли, изумительно, а, Тобиас?! — воскликнула она в восторге.

— Разрешишь подарить его тебе на Рождество?

— Только посмей! Если захочу, сама куплю.

— А я где-то читал, что только подаренное украшение доставляет удовольствие.

— Автор этого утверждения не был знаком со мной. А кроме того, я вообще равнодушна к драгоценностям.

— Неправда! Я же вижу, в каком ты восторге.

— Да, потому что браслет очень красив. Ты только посмотри на эту подвеску! Разве это не поэма?

— И тем не менее он, конечно же, ничего интересного для тебя не представляет, — с иронией заметил он.

— Не обязательно иметь все то, что нравится, — уточнила она. — Я, например, люблю некоторые полотна Пикассо, особенно его голубого периода, но никогда не повесила бы ни одно из них у себя в доме, даже если бы могла их приобрести.

— Ну, что ж, может, для меня это к лучшему. А то на подобный подарок ушла бы пара месячных окладов. Принести тебе что-нибудь попить?

— Нет, спасибо. Давай лучше зайдем после выставки во «Францисканер» и выпьем по кружке светлого, согласен?

— С удовольствием.

Закончив обзор выставки, вернее, с трудом пробив себе путь в возникшей на ней давке, они пробрались к выходу и уже на пороге почти столкнулись с Антоном Миттермайером, как раз входившим в вестибюль. «Лев строителей», крупный и тяжеловесный, был в сером пальто с меховым воротником и, наверное, подбитом таким же мехом.

Увидев Донату, он приподнял над головой свой котелок — головной убор, совершенно необычный для Мюнхена, — и произнес с явно преувеличенным восхищением:

— Аа! Сама Доната прекрасная!

Потом сразу же снова нахлобучил котелок на голову, видимо, не желая подставлять северному ветру свою бритую лысину.

— Как приятно встретиться с вами, господин Миттермайер! — ответила она, сияя. — Выставка просто уникальна.

— Но, несмотря на это, вы уже уходите?

— После того как все осмотрели. Может быть, зайду сюда еще раз в более спокойный день.

Миттермайера сопровождала наполовину загороженная его широкой спиной хрупкая и очень молодая девушка, нетерпеливо переминавшаяся во время этого разговора с ноги на ногу.

— Только не суетись, Траудель! — остудил ее нетерпение Миттермайер. — Или хочешь пройти туда без меня?

— Да ведь приглашение-то у тебя, — напомнила девушка и надула губки.

— Ну, тогда подожди! — Он положил руку ей на плечо и подтолкнул вперед. — Перед вами Траудель Ваннингер, девушка, из которой, наверное, может выйти толк. А ты, Траудель, имеешь честь быть представленной госпоже Донате Бек, самому преуспевающему архитектору женского пола во всей Федеративной Республике.

— Очень приятно, — бросила Траудель, на которую Доната не произвела никакого впечатления. Зато она не могла отказать себе в том, чтобы улыбнуться Тобиасу.

— Значит, вы и есть тот удивительный молодой человек, которому удалось вытеснить из фирмы старика Штольце, — то ли констатировал, то ли спросил Миттермайер.

— Это было не совсем так, — поспешно ответила Доната.

— Если бы спросили меня, я бы сказал, что он может оставаться в фирме, — заметил Тобиас.

— Очень великодушно с вашей стороны, — выпятил губы Миттермайер.

— Существовали чисто личные разногласия между мною и Артуром Штольце, с которыми Тобиас Мюллер не имеет ничего общего, — заявила Доната.

Миттермайер поднял пушистые серые брови.

— Вот как?

Траудель, которой было скучно все это слушать, обратилась к Тобиасу:

— Ну, и как вам понравилась выставка?

— Великолепно. Вы будете в восторге.