Татьяна Алюшина - Я подарю тебе любовь

Получается, не умерла. И не отболела.

Это из-за Лены. Она перевернула сегодня в нем сознание жизни, в котором жил долгие годы, как грядку давно заброшенную перелопатила, готовя под новую рассаду. Ничего не делая, не навязывая, она запустила в его нутро свою маленькую сильную ручку и открыла проржавевший люк, из которого хлынуло все вперемешку — и грязное, зловонное, застоявшееся, и хорошее доброе, и то, что он и от себя-то прятал, и то, чего не боялся.

Он затянулся, огонек вспыхнул, подмигнув.

Денис начал курить уже в училище.

В школе он не курил и пить не пробовал. Ему незачем было самоутверждаться среди сверстников, подобным образом завоевывая авторитет. «Слабо» — это не про него, в ту пору Денису Арбенину все было «не слабо». И испытывать его на этот предмет желающих добровольцев не находилось.

В школьные годы спортсмен-разрядник, крупнее и выше всех ровесников, невозмутимый и спокойный до «отморожения», как говаривала их классная, Денис не нуждался ни в каких дополнительных самостях. За обманчивой несуетностью, неторопливостью скрывались невероятной быстроты реакция и умение в секунды ориентироваться в ситуации.

Что в сумме и обернулось выбором профессии, о котором он степенно и уверенно сообщил родителям. Рязанское военное училище ВДВ. Его приняли с распростертыми объятиями, разве что не целуя. Вот там он и закурил, и пить научился с друзьями курсантами, что не мешало ему показывать лучшие результаты в роте.

Да и друзей истинных на всю жизнь приобрести — Вадим, Сашка и Ванька.

Развеселое времечко, невзирая на тяжеленные нагрузки.

Правда, с девушками у него трудно складывалось. И казалось бы, москвич коренной, симпатяга, здоровый, добрый, надежный, как Кремль, лучший курсант училища — выставочный экземпляр, мечта любой барышни, а уж барышни провинциальной — и говорить нечего!

Да только как до знакомства доходило — ни тебе слова, полуслова. «Да», «нет» — мычал что-то невразумительное, смущался и злился на себя. У мужиков уж по две-три подруги сменилось, а он все «бе-ме» да руки за спину.

Но на этот случай имелись лучшие друзья, которые и помогли расстаться с «девственностью» во всех отношениях, подсунув ему разбитную деваху, с которой Денис прокувыркался три увольнительных дня вместо поездки домой к родителям.

Оно вроде бы и замечательно и познавательно, и «поздравляем со вступлением», да только барышня многоопытная, когда он уходил, посмеиваясь, сказала:

— Теля ты, Денис, теля! Ни черта не умеешь, за что девушку надо хватать — не знаешь. Хорошо хоть, у тебя «агрегат» всем мужикам на зависть и всегда, салютуя, «честь отдает», с этим тебе повезло. Ладно, научу всему, так и быть.

Учиться у нее Денис не стал и больше с гейшей образованной не встречался. Месяца через три познакомился с Галей.

Долго ухаживал, руководствуясь наставлениями друзей, и остался у нее первый раз, когда Галины родители уехали на несколько дней.

Старался — а как же! — но вот же засада, все у него в голове про «теля» крутилось. Галя посмеялась необидно и за год их отношений сама всему обучила, вызывая легкую настороженность своими умениями.

Надо было жениться.

Это как устав — священно! Во-первых, все курсанты перед выпуском торопятся жениться, мало кому улыбается в хрен знает где расположенном гарнизоне без женщины сидеть. А вовторых, у них с Галей все к этому и шло прямым паровозом.

Но перед самой свадьбой и выпуском из училища Галя призналась Денису, что встретила другого, иностранца какого-то. Где встретила, черт знает, в Рязани этого добра не водилось, но она нашла.

Повинилась, поплакала, просила простить и сгинула из его жизни. Денис простил, чего уж, да и понял, что любить-то не любил — боли сердечной и обиды не переживал. К тому же выпустился из училища, и тут такое началось!

Абхазия — отметился, горячие точки — побывал, а потом уж и Чечня…

Денис почти год там отвоевал, такого видел-перевидел, сам много чего делал, о чем в страшных снах вспоминалось, народу потерял! А самого не зацепило ни разу, только шрамы на сердце оставило от потерь, Ванька там сгинул, один из них четверых настоящих и единственных друзей. Части оставалось дней десять до вывода на переформирование, когда на одной из зачисток его солдат на противопехотную мину-ловушку наступил.

Пацан, «чиж», первогодок — скрежетнуло под ногой, и он замер!

Это все, кранты! Амбец!

Мальчишка плачет, трясется, обмочился с перепугу. Им по рации командуют «Вперед, что застыли!», а они встали вокруг бойца, кумекают, что делать. А ни хрена тут не сделаешь!

Мина заложена грамотно, по «чистой» тропе, проверенному, значит, саперами проходу. Видимо, успели после саперов. И проход этот шел мимо угла дома. От дома самого осталось только кирпичное крошево, уцелел лишь огрызок угла из двух остатков стены, не выше полутора метров.

Пацана бы привязать к транспорту и дернуть — испробованное в Чечне средство, и спасало иногда, если повезет.

Да куда?

Дергать надо назад или в сторону, а сзади, за спиной у мальчишки, угол, слева куча битого кирпича, справа есть просвет, да подъезда никакого для машины. Только вперед, а вперед верная смерть — брюхом над эпицентром взрыва.

Арбенин присмотрелся, отдал приказы, решил: деваться некуда, надо рисковать.

Натянули на пацана и закрепили второй бронник между ног, и вся защита — бронник сверху, бронник снизу, каска на шапку — зажмурься и молись!

Обвязали веревкой, отошли. Трое бойцов приготовились дергать, и тут Денис сообразил, что ни хрена не выйдет! Солдатик на мине стоял правой ногой, и ему, чтобы отлететь грамотно, надо с рывком веревки оттолкнуться от земли левой как можно сильнее. А она у него от страха смертельного и долгого стояния задеревенела, дрожит!

Тогда старлей Арбенин пристроил с помощью бойцов на себя второй бронник на то самое причинное место, ушанку, сверху каску. Ноги прикрывать ничем нельзя, они двигаться должны, пружинить. Поставил правую ногу между ногами пацана, обвязал их обоих веревкой, ухватил «чижа» за ремень.

— Давай! — скомандовал бойцам.

И помоги нам, Господи!

Раз, два, три — и оттолкнулся со всей возможной силы…

Бронник, прикрывавший пах, был побит мелкими осколками, Денису разворотило правую ногу, и пацан живой, но голень всю до колена и ступню, как мясорубкой, прошло.

Им повезло: медики недалеко находились. Пока бойцы накладывали жгут из ремня, кололи и уговаривали, больше от запоздалой реакции: «Потерпи, командир, мы мигом!», медики уж и подоспели.

Когда, с Дениса разрезав, сняли остатки камуфляжных штанов, он посмотрел на месиво из мышц развороченных, крови, кожи и кусков торчащих перебитых костей, подумал: все, не будет у него ноги.