Александра Таневич - На краешке любви

– Так беременным разве запрещено танцевать? – удивилась Аня.

– А падать? – усмехнулась та. – Нога подвернулась, и я шлепнулась, да так неудачно... В общем, вместо травмы сюда легла.

– Свет, а ты не боишься третьего рожать? – спросила Ира.

– Чего бояться-то?

– Лично я двоих хочу. Мальчика и девочку, – капризно заявила Аня. – А ты, Ир?

– Не знаю, как получится. Хоть бы этого выносить.

– Не боись, родим и этих, и следующих. – Света потянулась и подошла к окну. – Надоело уже лежать.

– Тебе же нельзя вставать, – охнула Аня.

– Да надоело, все бока отлежала.

– Ой, а записку-то я Димке не написала, – спохватилась Ира. – А сейчас медсестра зайдет.

Ира быстро набросала пару слов Димке и отдельную «писульку» – маме, в которой попросила носить меньше продуктов, все равно она их почти не ест, и не гонять зятя каждый день под стены родильного отделения. Главное – пусть Димка принесет еще книжек, а то вечерами скучно лежать на кровати, считая трещины в потолке. А разговаривать хотелось не всегда. Ближе к ужину у Ани часто портилось настроение, она начинала жаловаться на невкусную еду, на безобразную палату. Иру это раздражало. Она привыкла к тому, что семья могла и месяц, и полгода жить «на чемоданах», что квартиры бывают разными и что неприятности нужно переносить стоически.

Дмитрий в этот раз ждал дольше обычного. Санитарка куда-то запропастилась, вышагивать под окнами ему быстро надоело, и он собрался уйти, когда та вынесла сразу две записки, подписанные «маме» и «мужу». Дима никак не мог привыкнуть к этому слову. Когда Ира так его называла, в ушах звенел Женькин голос: «Димочка!»

Записку, предназначенную Нине Николаевне, Дмитрий читать не стал. Когда он отдал листочек теще, та поняла, что Дмитрий все же умудрился переговорить с женой. Вообще, до свадьбы Дмитрий в качестве будущего зятя нравился Нине Николаевне гораздо больше. Вот уже три месяца он жил в семье, а складывалось впечатление, что он так и не вышел из роли гостя. Хотя все просьбы Нины Николаевны он выполнял, но был слишком безучастный, равнодушный.

...Ира родила семимесячную девочку весом чуть больше двух с половиной килограммов. Малышка была слабенькой и лежала с мамой в отделении целых две недели. Нина Николаевна бегала к дочери каждый день, а Дима просто ждал, когда же Ира и Анастасия вернутся домой. Известие о рождении дочери он воспринял равнодушно, не обрадовался, но и не огорчился, словно его это не касалось. Но в роддом поехал – неудобно было отказаться, Нина Николаевна бы вовек ему не простила. Когда вынесли завернутую в одеяло девочку, Димка не изъявил желания подойти, посмотреть на дочь. И, к его облегчению, никто на это не обратил особого внимания.

Домой ехали молча, Ира выглядела усталой. Не успели переступить порог – девочка решила показать, что она теперь главная в семье, и заплакала. Дочку распеленали, и Димка немного испугался – она была такая маленькая, слабенькая и чуть синюшная. Он взял ее на руки и в первый раз подумал о том, что, если его и заставили жениться, вины Настениной в этом нет.

Как только Нина Николаевна увидела Анастасию, она начала причитать и волноваться. Сама Ира не переживала, она на все смотрела спокойным, заторможенным взглядом.

Настена же перепутала день и ночь. Днем, когда дома не было никого, кроме мамы, девочка спала и только изредка просыпалась покушать. А ночью она разрабатывала легкие и проверяла прочность родительских нервов.

Геннадия Петровича освободили от ночных бдений. А Дмитрий и Нина Николаевна по очереди помогали Ирине возиться с ребенком. Димка предпочитал делать это в первую половину ночи. Он тихонько пел колыбельные о том, что папа рад, он теперь спокойно ходит по улицам, и ему не кажется, что его окликает одна девушка. Секрет тут очень прост: папа так устает, что у него даже уши хуже слышат. А иногда, уж совсем тихонько, Дима рассказывал Настене о том, что может, он и не ее папа совсем, может, папа у Насти какой-нибудь неизвестный дяденька. Правда, теперь это уже не важно, потому что Настеньку папа любит и никакому чужому дядьке не отдаст.

Анастасия на руках у отца вела себя тихо-тихо, словно понимала каждое слово. И если Ире и Нине Николаевне приходилось три-четыре часа ходить по комнате, убаюкивая девочку, то Димка мог спокойно сидеть на краешке дивана, слегка прижимая Настю к груди, – и девочка молчала, только иногда кривилась, словно ей что-то неприятное снилось.

Нина Николаевна стала лучше относиться к зятю, видя, как он возится с дочкой. Правда, бабушке не нравилось то упорство, с которым молодые родители пытались каждый день вывозить Настеньку гулять на улицу.

– Вы посмотрите, мороз сегодня какой – минус восемь. Застудить ребенка хотите? – беспокоилась новоиспеченная бабушка.

– Мама, ее надо закалять, – объясняла Ира. – Врачи все говорят.

– Да что вы со своими врачами. Ребенок слабенький, рано ей на морозе гулять.

– Нина Николаевна, мы недолго, полчаса. Настенька хорошо укутана.

Бабушка ворчала, но уступала. Ира обычно на улицу не ходила, в это время она падала на диван и с закрытыми глазами лежала, ни о чем не думая, усталость накапливалась в ней постепенно, изо дня в день.

Настенька потихоньку набирала вес, стала крепче спать. И Ира даже хотела пригласить на Новый год друзей. Но Нина Николаевна была категорически против:

– В городе эпидемия гриппа, ребенок некрещеный еще, а они туда же – гостей звать. Нечего на Настю всем подряд пялиться, вот подрастет, окрестим, тогда и зовите кого хотите.

Выслушав маму, Ира внимательно посмотрела на себя в зеркало и решила не спорить. Зеркало ее расстроило: под глазами круги, прическа – «я недавно переболела тифом», фигура ужасная, живот обвис, на ногах вены синие. Но она себя успокоила: к марту Настеньке будет уже три месяца, и если все будет хорошо, то можно успеть к тому времени немножко укрепить пресс, и, может быть, круги под глазами тоже исчезнут. И может, тогда Димка станет более нежным. Ира отдавала себе отчет в том, что заниматься любовью с мужем ей пока что не хочется. Но иногда ей хотелось, чтобы Димка перед уходом чмокнул супругу в щечку, а при возвращении из училища спрашивал не «Как Настена?», а «Как поживают мои девочки?». В детстве, когда папа возвращался домой, а Ира еще не спала, он всегда задавал этот вопрос, подкидывая дочку к потолку. Раньше Ирине казалось, что муж тоже обязан, заходя в дом, задавать тот же вопрос, что и ее отец.

Ира решила обязательно похудеть до лета и вообще больше уделять внимания внешности – например, стрижку сделать, не ходить по квартире в старом махровом халате. И тогда все образуется. Димка просто не привык к семейной жизни. Ира считала, что в этом есть и ее вина, ведь она все время думала только о ребенке. Они с Димой должны научиться заботиться не только о Насте, но и друг о друге.