Марго Романова - Тайга

— Вот значит как, — поникла Ася и боевой блеск в ее глазах тут же погас. — Но ты же понимаешь, что рано или поздно информация о том, что ты буквально на глазах теряешь свой профессионализм дойдет до начальства. Николаша не будет терпеть твое безразличное отношение к работе. И в общем то будет прав. В лучшем случае тебя понизят в должности, а в худшем… Я даже не хочу об этом говорить.

— И не надо, Асенька, — вымученно улыбнулся ей Николай. — Ты не переживай за меня так. Тебе то какое дело до того, уволят меня или нет.

— Действительно, какое мне дело! — вскочила на ноги Ася и, с трудом сдерживая слезы, со всех ног бросилась к двери. Взявшись за дверную ручку, она обернулась. Предательская слеза все же побежала по ее щеке. — Просто я думала, что мы с тобой друзья, Шадрин. Теперь знаю, что ошибалась. Извини!

— Да пошли вы все, — злобно процедил Николай, выбрался из-за стола, взял портфель и поехал домой.

Рябинушка лежала распростертая на кровати в той самой позе, в которой он оставил ее. Черные круги вокруг впалых глаз, белая кожа отливала легкой синевой. Не мигая, она смотрела прямо перед собой. Николай тихо подошел к кровати и молча сел рядом с ней. Невыносимая жалось, и дикое чувство вины сдавили его сердце. Он даже застонал от боли.

Ее веки дрогнули и она перевела уставший взгляд на него.

— Я хочу, чтобы на меня упало небо, — чуть слышно выговорила она. — Или теперь оно на меня не упадет? Ведь получается, что я его предала. Как предала свою матушку, своих сестер.

— Как оно может на тебя упасть? — испуганно посмотрела на нее Николай. — Небо, как таковое даже не существует. Небо — это бесконечность, а ни тарелка, которая может свалиться с верхней полки.

— Ни тарелка, — прошелестела Рябинушка и прикрыла глаза. — Матушка говорила, что умирать совсем не страшно. Это происходит очень быстро, и ты ничего не успеваешь почувствовать. Только видишь, как небо падает на тебя, а потом обнимает, окутывает со всех сторон, словно пытается укрыть собой от всего внешнего мира. Ты становишься с ним единым целым. И, если небо принимает берегиню, впускает ее в свои владения, то оно делает ей щедрый подарок: возможность спускаться на землю с утренним туманом, оседать на травку прохладной росой, а потом вновь подниматься наверх и ждать, ждать… когда опять выпадет счастье вернуться в тайгу.

— Пожалуйста, не говори так! — сжал ее ледяные ладони Николай. — Тебе еще рано думать о смерти! Тебе еще жить и жить, детей рожать, воспитывать, внуков ждать!

— Свой мир я покинула, твой меня не принимает, — не слушала его Рябинушка. — Нет мне здесь места. Ни мне, ни нашей малышке. Мы должны уйти. Только в этот момент над нами обязательно должно быть небо, а не эта бездушная стена. Вдруг, оно все таки смилостивиться, и примет нас в свои объятия.

— Все! Хватит! Это невыносимо! — отчаянно закричал он. — Я не смогу тебя потерять! Неужели ты этого не понимаешь! Если не будет тебя, то не будет и меня! Мы с тобой — это единое, не делимое целое! Я люблю тебя так, что мне даже страшно! Настолько это мощное, всепоглощающее чувство! И ты должна жить, должна! Если ни ради себя, то ради нас, меня и нашего ребенка! Неужели, мы тебе настолько безразличны?

— Нет, нет, что ты такое говоришь? — легкий румянец окрасил ее щечки, а глаза загорелись прежним, живым огоньком. — Только вами я и жива до сих пор.

— Так значит и живи, живи ради нас! — он опустился перед ней на колени и прижался губами к ее тонкой руке. Родной запах защекотал его ноздри и успокаивающим эликсиром ворвался в его кровь. Силы окончательно покинули его, и он устало сел на пол. — Потерпи еще два дня. На выходные мы поедем в деревню. Там у моего друга небольшая дачка. Думаю, он не будет против одолжить ее нам на пару дней. Сходим на озеро, погреемся на солнышке, наберемся сил.

Сейчас я не могу уволиться с работы и уехать. Нам нужны деньги, чтобы купить дом и обустроить его. Мне уже поступило несколько предложений по продаже квартиры в Абакане. Как только соберу нужную сумму, мы переедем. Но пока тебе нужно набраться сил и не предаваться отчаянию. Подумай о нашей малышке. Она все чувствует и переживает вместе с тобой. Пожалей хотя бы ее, не будь такой эгоисткой.

— Эгоисткой, — задумчиво повторила Рябинушка и, бодро перевернувшись на животик, заинтересованно посмотрела на него. — Наверное, это плохое слово.

— Плохое, — устало кивнул Николай. — Так говорят про человека, который думает только о себе. Как ты сейчас. Не забывай, что совсем скоро ты станешь матерью, а ты сама ведешь себя как ребенок.

Остаток вечера они провели за пустой болтовней и за безрезультатной попыткой пожарить блины. Николай представлял себе этот процесс очень смутно, а Рябинушка и вовсе готовкой никогда не занималась. Зато из просмотра телевизионных передач она сделала твердый вывод, что каждая уважающая себя женщина должна уметь варить борщ и жарить блины. Она считала себя уважаемой женщиной. И Николай поддержал ее в этом убеждении.

Вместо пышных блинов у них получились черные, дурно пахнущие лепешки, неопределенной формы.

— По телевизору они выглядели иначе, — растерянно смотрела на результат совместного труда Рябинушка. Отчаяние отразилось на ее бледном личике, и даже синие круги под глазами стали глубже. — Плохая из меня хозяйка.

— Глупости какие, — обнял ее за плечи Николай и жадно съел два пригорелых катышка. Изобразив на лице истинное блаженство, он смачно причмокнул языком. — Какая вкуснотища!

— Правда? — недоверчиво покосилась на него девушка и неуверенно потянулась рукой к столу.

— Думаю, тебе не стоит их пробовать, — твердо заявил Николай. — С похмелья блины не рекомендуются. Тебе нужно съесть чего-нибудь жиденького. Теперь настал мой черед блеснуть кулинарными талантами и приготовить тебе супчик. Иди пока отдыхай. Как будет готово, я тебя позову.

Рябинушка легко согласилась. От слабости у нее подкашивались ноги и тряслись руки. Единственное, чего ей сейчас хотелось — это лечь. Попробовать суп сегодня ей так и не довелось. Когда счастливый Николай появился в зале с дымящейся тарелкой в руках, она уже сладко спала. Некоторое время он молча смотрел на нее, потом тяжело вздохнул и вернулся на кухню. Тяжелые думы не отпускали его, не давали расслабиться ни на секунду. До часу ночи он бесцельно слонялся по квартире, потом маялся на горячих простынях. Ему удалось немного вздремнуть лишь на рассвете. Ровно через час его разбудил телефонный звонок.

— Здравствуйте, Коленька, — раздался в трубке смутно знакомый женский голос. — Это Анастасия Викоторовна. Извини, что так рано. Но я буду в Москве всего один день и мне бы очень хотелось вас увидеть.