Марго Романова - Тайга

Скажу честно, я вел себя, как дурак. Говорил всякие глупости, пытался шутить, но никто не понимал моего юмора. Я, то краснел, то бледнел и не мог оторвать глаз от одной из наших прекрасных спутниц, от Александры — так она нам представилась. Она это прекрасно видела и откровенно смеялась надо мной. Ей явно понравился Вадим, который в тот вечер заливался соловьем и ни на шаг не отступал от Александры. Потом он пошел ее провожать, а мы с другим нашим товарищем, довели до дома вторую девушку.

В ту ночь я долго не мог заснуть. Нежный образ Александры никак не уходил из моего воображения. Такое было со мной впервые. Кровь буквально кипела в жилах. В голове билась только одна мысль — она должна стать моей!

На следующий день я спросил у Вадима, как прошла их прогулка. Голос мой предательски дрожал и он сразу понял, что со мной происходит. Вадим обидно усмехнулся и сказал:

— Эта юная актрисулька влюбилась в меня, как мартовская кошка. Сегодня вечером мы идем в кино, и я уверен, что после этого у нас с ней все получится. Не зря говорят, что все актрисы — продажные.

Я не сдержался и ударил его кулаком по лицу. Кровь хлынула у Вадима из носа. Но он не стал отвечать мне тем же. Он злобно сощурился и выплюнул мне в лицо:

— Ты об этом еще пожалеешь.

И я пожалел, Николяша. Ох, как я пожалел!

В тот вечер у них действительно все получилось. Вадим пришел в гостиницу только под утро и сразу рухнул на кровать. А на следующий день подошел ко мне после круглого стола и надменно сообщил:

— Я получил от нее все, что хотел. Теперь могу отдать ее тебе. Пользуйся. Кажется, эта девушка не кому не отказывает.

Бить его я больше не стал. Зачем? Ведь он был прав.

Прошел ровно месяц. Нам пора было разъезжаться по домам. В последний вечер мы вновь решили прогуляться. Вышли из гостиницы и увидели ее. Александра сидела на лавочке напротив входа. Я узнал ее сразу, хотя и видел ее всего один раз. Да и она сильно изменилась за прошедшие тридцать дней, осунулась, побледнела, похудела. Острые плечики судорожно вздрагивали — кажется, она плакала.

Вадим сделал вид, что не узнал ее и прошел мимо. Александра бросилась вслед за ним. Она умоляла его выслушать ее. Несколько раз даже порывалась встать перед ним на колени. Не боясь испачкать своего белоснежного платья, не опасаясь поранить нежные колени. Наконец, Вадим снизошел. Он сказал, что скоро догонит нас и остался с ней.

Не торопясь, мы пошли вдоль набережной и через полчаса дождались его. Вадим выглядел растерянным и каким-то испуганным. Подбородок дрожал, а по лицу то и дело проходили нервные судороги.

— Вот я влип, — бесконечно повторял он одну фразу. — Хорошо, что мы завтра уезжаем.

Я начал расспрашивать его и с ужасом узнал, что Александра беременна. Говорить родителям она, конечно, боится и угрожает Вадиму, что, если он не возьмет ее с собой, то она покончит с собой.

— Неужели она думает, что я на ней женюсь? — возмущался он. — Зачем мне эта дешевка? В Новокузнецке меня ждет любимая девушка, из хорошей семьи, с отличным воспитанием. За своей Танечкой я почти год ухаживал. Только потом она допустила меня до себя. Что она вообще о себе возомнила, эта дешевая актрисулька?

До конца дослушивать его гневную тираду я не стал. Железные тиски стиснули мое горло, и словно огненная молния пронзила насквозь. Со всех ног я побежал назад, к гостинице. К тому месту, где мы оставили Сашу и Вадима. Острое предчувствие беды подгоняло меня, будто подталкивало в спину…

Возле гостиницы ее не было, и я побежал на набережную, туда, где увидел ее впервые. Саша была там. Она стояла на том самом месте, где мы с ней познакомились, и смотрела вниз, на реку. Длинные волосы развивались на ветру, платье трепетало от его порывов. Казалось, что сейчас ее подхватит ледяным ветром и унесет в небо. Ощущение было настолько реальным, что я не удержался и схватил ее сзади, пытаясь удержать ее невесомое тельце.

— Вадик, я знала, что ты вернешься, не оставишь меня в беде! — радостно вскрикнула она и буквально упала в мои объятия. Но через четверть секунды она отпрянула от меня, испуганно вскрикнула и начала вырываться. Заплаканное личико исказила невыносимая мука. Я старался ее успокоить, крепко прижимал к себе, гладил по волосам. Жалел, как маленькую девочку. Наконец, она притихла, перестала биться в моих руках. Обмякла, как тряпичная кукла. Тогда я взял ее за острый подбородок, посмотрел в ее огромные глаза и сказал:

— Завтра я уезжаю в Абакан. Поехали со мной. Наш ребенок будет расти в прекрасном городе, окруженном лесами и реками. Там чистейший воздух и очень добрые, отзывчивые люди. Ему будет хорошо там.

— Наш ребенок? — тихо повторила она, и я почувствовал, как напряглось ее тело.

Через час мы уже были на вокзале, покупали Саше билет. Только сегодня она получила паспорт. Она очень торопилась с его оформлением, думала, что Вадим возьмет ее с собой.

Саша не любила меня, никогда. Я знал об этом, но, как и все люди, верил в лучшее. Верил, что со временем она забудет Вадима, и я дождусь от нее хоть толики взаимности. Но этого не произошло. Она никогда не была до конца моей. Со мной была лишь ее телесная оболочка, холодная и бесчувственная, а Сашина душа… она всегда принадлежала только Вадиму.

Ты винишь меня в ее ранней смерти. Наверное, ты прав. Но, если бы я оставил ее в Ленинграде, она бы покончила с собой. Саша сама мне об этом сказала. Незадолго до смерти. Тогда, на набережной, она приняла твердое решение — броситься с моста в Неву. И она бы это сделала. Ты знаешь свою мать.

На улице начало светать. Черный воздух в палате медленно серел. В оконное стекло постукивали нарядные крупные снежинки. Николай зябко поежился и обвел взглядом сгорбленную фигурку отца. В его глазах читалось только одно чувство — презрение.

— Теперь ты решил состроить из себя жертву? — просипел он. — Пытаешься вызвать у меня жалость? Только ничего у тебя не выйдет, жалкий, напичканный комплексами старик! Кичишься своим благородством?! Гордишься, что спас бедную девушку? Тешишь свое самолюбие? Так где же было твое благородство, когда ты орал на нее, когда унижал, постепенно превращая яркую, невероятно красивую женщину в тупую домашнюю клушу? Ты не давал ей сделать ни одного глотка свежего воздуха свободы! Ты отравил ее своей показной заботой и никому не нужным вниманием! Мама была талантливой, неординарной личностью. А ты загубил в ней все то прекрасное, чем одарила ее природа! Убирайся отсюда! И больше никогда не приходи! Я ненавижу тебя! Ненавижу!

При этих словах Николай зашелся в диком приступе кашля. В палате почему-то пропал весь кислород, и он начал задыхаться. Он не видел, как отец испуганно вскочил на ноги и побежал в коридор. Не слышал его криков о помощи. Перед глазами поплыли разноцветные круги, один из которых вдруг стал преображаться, расти, приобретая родные черты.