Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012)

Открыла и опешила. Прошлое продолжало врываться в ее жизнь, захлестывая с головой, сводя с ума – ну не так же! Не так! Дайте хоть отдышаться, передохнуть.

– Марина.

Она вошла в дом – загорелая, красивая, и с такими больными глазами, что хотелось немедленно завыть.

– Я пойду пока, – сказала Женя, и ее прощальный взгляд Лека не смогла понять.

Они сели друг напротив друга. И молчали.

– Ты ее любишь? – Спросила Марина, и Лека чуть не расхохоталась от безумия, сумасшествия ситуации. Но то, КАК Марина сказала это, то, КАК она смотрела Жене вслед, вдруг причинило боль.

– Зачем ты здесь? – Спросила Лека.

– Ты любишь ее? – С напором повторила Марина, и сила в ее глазах изумила Леку. И впервые за все время она подумала: "А может, я ошибалась? Может, она не так проста, как кажется?"

Лека молчала. Не потому что не знала ответа, а потому что чувствовала – от того, каким он будет, зависит так невыносимо много, как не зависело еще никогда.

– Подумай хорошо. Если ты ее любишь, правда любишь, я уйду. Но если у тебя есть хотя бы тень сомнения – я буду бороться за нее до конца.

Она говорила правду, Лека чувствовала это всем своим существом. Она видела перед собой сильную и одновременно слабую, мужественную до безумия женщину. Женщину, готовую на все ради своей любви.

– Я люблю ее, – сказала Лека, и где-то вдали послышался звук бьющегося стекла. Звук боли. Звук разбитых надежд.

Марина кивнула, и уже не поднимала головы. Грудь ее ходила ходуном, и видно было, как тяжело ей держать сейчас себя в руках.

– Зачем ты врала ей про нас? – Задала Лека мучающий ее вопрос. – Про меня?

Марина не поднимая головы пожала плечами.

– Я не врала. Я рассказала ей свою правду, только и всего.

Словно старушка, она с трудом поднялась на ноги и посмотрела на Леку. Разомкнула губы, намереваясь что-то сказать, и не смогла. Развернулась и ушла, тихо закрыв за собой дверь.

Лека как во сне прошла на кухню. На полу у холодильника она увидела десятки осколков. И в центре их – улыбающееся Дианино лицо.

Эта улыбка была последней, увиденной Лекой. Когда Диана поздно вечером переступила порог их дома, она не улыбалась. Вошла, избегая встречаться взглядом, вздохнула, и – усталая – прислонилась к стене.

– Что ты решила? – Прошелестел еле слышно звук ее голоса.

Лека стояла рядом, и мысленно била себя по рукам, которые словно с ума сошли – сами собой тянулись обнять, привычно погладить макушку, прижать плечо к плечу.

Но было нельзя. Ей все на свете теперь было нельзя.

– У меня нет решения, – сказала она, не двигаясь, – мне нужно время, Ди.

– Время чтобы провести его с ней?

– Да.

Это прозвучало очень похоже на "ад", и, наверное, для Дианы было именно им. Она так и не подняла глаз, только резко вдохнула в себя воздух и выдохнула так же резко.

– Я знала, что так будет. Но не ожидала, что настолько скоро.

Леке нечего было ответить. Сердце ее разрывалось от чувств, которые у нормальных людей всегда взаимоисключают друг друга, но, черт возьми, разве когда-нибудь, хоть раз в этой жизни, она была нормальной?

Она оказалась совершенно не готова к тому, что Диана сразу же начнет собирать свои вещи. Их недолгая совместная жизнь была упакована в две небольшие сумки, и три пакета. Фотографию с кухни Лека не отдала. Силой отобрала у плачущей навзрыд Дианы и спрятала за пазуху.

Не было разговора – говорить было не о чем. Не было прощальных объятий – Диана не дала Леке приблизиться. Зато была боль – оглушающая, тупая, не оставляющая ни малейшего шанса.

Ворота закрылись. Звук уезжающего байка стих за поворотом. Лека посмотрела на небо.

И боль прошла.

– Ты неправильно ставишь ногу, – терпеливо повторила Лека, стоя по пояс в океане на оживленном пляже Куты и держа за нос Женькину доску, – она должна стать ближе к носу и чуть боком. А так получается, что вес распределяется неверно, и вся конструкция заваливается.

– Вся конструкция заваливается потому что на ней не серфер, а медведь, – ворчала Женька, – а еще потому что этому невозможно научиться.

Лека на жалобы не реагировала. Заставляла пробовать снова и снова. Женька старательно училась, падала в воду, отфыркивалась, ругалась, и пыталась опять.

Она была такой молодой и непосредственной со своими мокрыми кудряшками, в обтянувшей тело лайкре и коротеньких шортах, что хотелось немедленно зацеловать ее губы, загладить спину и залюбить до безумия.

Наконец, усилия ее увенчались успехом, Женька встала на доску, и проехала на ней несколько метров. Удивилась, и от удивления немедленно упала в воду, где и была подхвачена ликующей Лекой.

– Видишь! – Хохотала та, целуя Женькины щеки. – Ты уже без пяти минут серфер!

– Как? Это еще не все? – Испугалась Женя.

– Конечно, нет! Завтра будем кататься уже на волнах, а не в пене. Увидишь разницу!

Она отцепила с Женькиной ноги лишь, и повела ее к берегу, не обращая внимания на причитания о том, что Женя – мать, и вообще уже немолода, и, может, ну его, этот серфинг, лучше полежим на пляже?

А уже ступив ногой на сухой песок, Лека вдруг почувствовала укол под лопаткой. Обернулась, и увидела чуть левее группу учеников, борющихся с досками и пеной. Немного в стороне от них стояла и смотрела на берег Диана.

Лека подняла руку, чтобы махнуть ей, и не стала. Перевела взгляд на Женю и повезла ее обедать.

Она не могла понять, что происходит, и как ей теперь с этим быть. Проводила дни с Женей в веселой болтовне, в катании на досках, в бесконечных прогулках, но чувствовала, как сосет что-то под ложечкой и покалывает иногда настойчивыми напоминаниями.

С друзьями Женю не знакомила. То ли делиться не хотела, то ли еще почему… Металась.

Много говорила о прошлом. Каялась, просила прощения, и снова заводила тот же разговор.

– Я все понимаю, Лена, – отвечала Женька на ее просьбы о прощении, – ты боялась близости, боялась стать ответственной не только за себя, и за другого человека. И сбегала сразу как только начинала привязываться. Я давно простила тебя, ведь теперь знаю – у каждого свой предел переносимости, каждый сам решает, насколько он готов приблизиться.

Говорили и о Марине.

– Я совсем другими глазами увидела ее за этот месяц. И по-другому посмотрела на все, что было между нами. Думаю, по-своему она правда любила меня. Но слишком разная у нас была любовь.

– Она все еще любит тебя, – мрачно сказала Лека однажды. Они сидели на песке и смотрели на серферов вдали.

Женя коснулась взглядом Лекиного лица и грустно улыбнулась.

– Я знаю. Но остаться она не смогла. И это значит, что ее любви мне по-прежнему недостаточно.

– Что это значит? – И снова кольнуло иголкой под лопатку. Лека поморщилась. – Хочешь сказать, если бы она не уехала, у нее был бы шанс?