Вирджиния Эндрюс - Паутина грез

Заветный папашин сидр усыпил Люка очень быстро, а я ворочалась еще долго, прежде чем увидела первый сон, приснившийся мне под небом Уиллиса.

Утром Люк встал ни свет ни заря и отправился в Уиннерроу в поисках плотницкой работы. Старый Кастил пошел на заработки к фермеру по имени Берл — он помогал в постройке нового сарая, а мы с Энни остались при хозяйстве. После завтрака она уселась вязать, а я решила взять ведро, тряпку и мыло и по возможности вымыть дом. Мать позабавили мои попытки заняться черной работой, но, увидев, что я протерла окна и до блеска начистила кухню, она одобрительно покивала головой.

Потом мы с ней отправились в огород на борьбу с сорняками. Она стала вспоминать свою жизнь — детство, юность, замужество, которые провела в Уиллисе. Поведала и о своих сыновьях и с особой болью говорила о тех двоих, попавших в тюрьму.

— Да, мы бедняки и звезд с неба никогда не хватали, — сказала Энни, — но мы люди честные. Самогон у нас, конечно, варят, но и государство этим в открытую занимается. Более того, гоняют нас только из-за того, что мы составляем конкуренцию большим бизнесменам. Но ведь по их диким ценам бедный человек не может бутылку купить. Глядишь, никто и не пил бы, если бы не наши самогонщики. Нет, ты не думай, что я выпивох оправдываю. Напротив! Именно это зелье и довело до беды моих мальчиков, но мне обидно за наш народ. Эти жирные богачи готовы несчастного горца за бочонок самогона со свету сжить, понимаешь, Ангел?

— Да, мама.

— Хм, — заметила она, изучая результат моей работы. — Похоже, из тебя выйдет настоящая хозяйка. По крайней мере, руки ты не боишься испачкать.

Чудно, но я загордилась. Еще я подумала о том, какое лицо было бы у моей мамаши, окажись она сейчас рядом. Она начинала помирать, если в Фартинггейле ей попадалась пыльная тряпка, а тут я стояла с руками, черными от влажной земли! Меня это не смущало, я не испытывала отвращения, но мне хотелось к возвращению Люка привести себя в порядок. Для него я должна быть красавицей.

— Да, мама, только я считаю, руки надо почаще мыть, что я и сделаю. А потом обязательно смажу их лосьоном, вы не против?

Энни засмеялась:

— Да мажь чем хочешь! Черт возьми, ты думаешь, что мне не хочется выглядеть, как фасонистые дамочки в долине? Еще как хочется…

— Может, придумаем что-нибудь вместе, а, мама? — предложила я. — К вечеру я вас причешу по-другому, вы смажете руки кремом и сразу почувствуете себя иначе.

Энни искоса взглянула на меня:

— Да? Может быть…

Казалось, ее смущала сама идея заняться своей внешностью, но все же она доверилась мне, и я с удовольствием занялась густыми волосами Энни, расчесала их и даже немного взбила на макушке. Потом мы с ней вытащили из сундука одно из ее любимых платьев, нарядились и стали ждать возвращения мужчин. Первым появился Тоби Кастил.

— Что происходит? — изумился он, заметив на крыльце нарядную парочку. — Разве нынче воскресенье?

— Значит, мне, по-твоему, только по воскресеньям позволяется выглядеть хорошо, а? Эх ты, Тоби Кастил… — с вызовом бросила Энни. Он смутился и в растерянности оглянулся на меня, будто ожидая подсказки. Мужчина не сразу сообразил, за что ему вдруг досталось. — Тебя не затруднит поскорее умыться и переодеться в приличный костюм? Ты же у меня еще парень хоть куда!

— Я-то? А как же! Что правда, то правда. — Кастил лукаво подмигнул мне.

— Да-да, Тоби, вы мужчина в самом расцвете, — согласилась я.

Он просиял. После этого, не откладывая, умылся дождевой водой и переоделся в воскресную одежду, «выходной костюм», как он его называл. Скоро мы уже втроем сидели перед домом и ждали Люка, чтобы вместе ужинать.

Прошло совсем немного времени, и из рощи донесся рев пикапа, который пробирался по ухабистой дороге. Чуть ли не каждую секунду пронзительно взвизгивала сирена.

— О-хо-хо, — вздохнула Энни и пытливо глянула в мою сторону. У меня сразу затрепетало сердце. Что происходит? Что означает этот концерт?

Машина, неистово завывая и гудя, вырвалась на лужайку перед домом. Из кабины, забыв захлопнуть дверцу, выскочил Люк. К груди он прижимал шестибаночную упаковку пива, три ячейки которой были уже пусты.

— С праздником! — завопил он и залился хохотом.

— Какого черта… — пробурчал Тоби.

— Это ты у него спроси! — отрезала мать.

Люк остановился, покачиваясь и глупо улыбаясь. Он увидел нас — наряженных и причесанных.

— Вот это да! Гляньте-ка на них! — воскликнул он, будто рядом были еще другие люди. — Ого, да сегодня у всех праздник…

— Послушай, Люк Кастил! — Я встала и решительно вышла вперед. — Как ты смеешь являться домой в таком виде? Во-первых, ты мог налететь в своей машине на скалу или на дерево, а во-вторых, ты так гнусно и глупо выглядишь, что я сейчас заплачу.

— Чего?

— Говори-говори, — поддержала меня Энни.

— Мы только-только начинаем жить, устраивать свой дом, а ты приходишь домой пьяный! — Я развернулась и, едва сдерживая слезы, вбежала в хижину.

— Чего? — вслед мне протянул Люк.

Но я, не оборачиваясь, рухнула на кровать и разревелась.

Минуту спустя Люк был рядом. Он опустился на колени и провел рукой по моим волосам.

— Ну, Ангел, ну что ты… — пробормотал он. — Я просто отметил свой первый рабочий день и вас хотел поздравить. Потом я нашел лавку, где дешево продаются стройматериалы, мы сможем быстро начать постройку нашего дома…

— Мне нет дела до этого! Если у тебя радость и ты хочешь отметить что-нибудь, почему бы тебе не дождаться семейного ужина? Я уже говорила тебе, Люк, что мне не нравится твое пристрастие к выпивке, ты обещал отказаться от этого, и вот пожалуйста! Вот, оказывается, чего стоит твое слово.

— Я знаю, Ангел, я знаю. Я виноват, я дурак. Прости меня, — заговорил он уже нормальным голосом. — Я сейчас возьму оставшиеся банки и брошу их об скалу, — пообещал он. — А если ты не простишь меня, то и сам брошусь за ними.

— Люк Кастил! — Я со слезами повернулась к нему. — Не смей никогда так говорить! Никогда! — Мои глаза сверкали.

Люк был искренне удивлен моей вспышкой.

— Господи, какая же ты красивая, даже когда сердишься, — помолчав, протянул он. — Вот уж не думал, что ты умеешь сердиться, но я и не хочу, чтобы ты сердилась. Клянусь. — Люк встал и поднял руку. — Клянусь, что никогда не сяду за руль нетрезвым. Веришь мне?

— Ах, Люк, любимый, ты же знаешь, что верю! — горячо отвечала я, и мы обнялись и поцеловались.

— Между прочим, у меня в кузове несколько кубов отличных досочек, — объявил он. — И я не откладывая, собираюсь пустить их в дело.

Мы вышли во двор, и Люк принялся разгружать машину. Энни с явным одобрением посмотрела на меня. Ей понравилось, как быстро я сумела привести Люка в чувство. Затем она повернулась к сыну: