Алексей Чурбанов - Грешники

— К Успению колокола навесим, — не оборачиваясь, крикнул Вале отец Владимир, шедший впереди. — Хотели к Пасхе, но, как водится, не поспели. С колоколами-то совсем благодать будет.

— Это точно, — крикнул ему в ответ Шажков.

Они сделали ещё три ходки. Валентин покинул церковь лишь к вечеру, когда закончили обшивку внутренних стен и попили чаю с душистой травой, приготовленного разговорчивой старушкой из приходского актива.

После Пасхи отношения Шажкова с Окладниковой, казалось, окончательно обрели гармонию. Лена стремительно возрождалась. К ней вернулся юмор и способность беззаботно смеяться, в её глазах опять читался интерес к жизни.

Валентину стало казаться, что он твёрдо взял в руки штурвал семейной жизни и держит верный курс. Он даже начал верить в то, что основные испытания позади, что жизнь даёт передышку, которую они с Леной — он был уверен — заслужили.

Поэтому, когда во время будничного ужина на кухне из комнаты послышался звонок Лениного мобильника и Валя вдруг почувствовал в связи с этим беспокойство, это удивило его.

Лена вернулась на кухню бледная и задумчивая.

— Что-то случилось с Димой Стрепетовым, — сказала она, — мама звонила.

— Что с ним случилось? Он в Москве?

— Да, но с ним что-то плохое произошло. Сейчас я успокоюсь, — Лена присела на табуретку, несколько раз глубоко вздохнула и подняла на Валю сосредоточенный взгляд.

Валентин подсел к ней и обнял за плечи.

— Что тебе сказала мама?

— Сказала, что он попал в аварию и что она перезвонит позже.

— Может быть, всё не так плохо?

— Я чувствую, что плохо. Мама готовит меня к самому плохому.

— Не говори, пока не знаешь наверняка.

— Не буду. Я могла бы сейчас Диминым родителям позвонить, но что я им скажу?

— Не надо никому звонить. Они не звонят, и ты не звони. Дождёмся, что скажет мама. Она у тебя человек мудрый.

— Да, — Лена поцеловала Валентина, встала и стала разжигать конфорку на плите.

У Валентина чуть сжало с левой стороны. Он сразу понял, что всё серьёзно и что дело нужно брать в свои руки. Шажков встал и быстро пошёл в комнату. Не зажигая свет, достал свой мобильный телефон, нашёл Ленин домашний номер в Боровичах и нажал кнопку набора номера. Через несколько секунд он услышал женский голос, так похожий на Ленин, что у Валентина застучало сердце: «Слушаю вас».

— Здравствуйте, Марина Мироновна, — сказал Шажков, — это Валентин Шажков. Выслушайте меня, пожалуйста.

Валя уже сталкивался с проницательностью Лениной мамы. Они с Леной хотели скрыть от неё происшествие в парке и его последствия, но не получилось. Она почувствовала неладное во время первого же звонка Лене (когда та была в больнице) и собралась немедленно ехать в Петербург, но Шажков, впервые выступив в роли посредника, отговорил её тогда, позвонив по телефону и убедив, что всё не очень серьёзно. Теперь он выступал в роли посредника ещё раз, только дело, как он ощущал, было серьёзнее.

Марина Мироновна, выслушав Валентина, не дала ему шанса на благополучный исход, хоть и не убила последовавшими словами, смягчив сказанное сдержанным достоинством и интеллигентской точностью. Она сказала Шажкову: «Дима Стрепетов погиб девятнадцатого апреля в Москве на Щёлковском шоссе под колёсами грузовика. Расследование показало, что это мог быть несчастный случай, равно как и самоубийство. Я не могу скрывать от вас это, но не могу и сказать прямо Леночке. Я прошу вас, помогите мне, Валечка, как лучше сказать?»

В её голосе не слышалось слёз и отчаяния, ощущалось только звенящее напряжение, смягчённое чувством вины, передавшееся и Шажкову, так как они оба понимали, сколь пагубными для Лены могло быть это известие и последующие события.

— Его похоронили? — спросил Валентин.

— Похороны завтра у нас в Боровичах. Задержка произошла из-за милицейских процедур и отправки тела. Девять дней было в пятницу. Тяжело всё это. Я скажу вам честно, не знаю, нужно ли, чтобы Леночка была на похоронах. Как вы думаете?

— Не готов ответить. Но мне кажется, что сказать нужно, как есть. Кто мы такие, чтобы скрывать? Да и вскроется всё это. Как сказать, вот в чём проблема. А нужно, не нужно, это решится само. Как будет, так и будет.

— Спасибо, Валечка. Я ждала, что вы так скажете. Помогите мне, пожалуйста, скажите Леночке, а я вас поддержу.

— Хорошо, я подумаю, как лучше сделать, — решительно произнёс Шажков, — я вам позвоню, не волнуйтесь, пожалуйста.

Валя отложил трубку и задумался. Он отвечал за Лену и не мог позволить, чтобы известие ударило её слишком сильно. Не мог он и скрыть трагической вести. Это её часть жизни, которую нужно довести до конца.

Шажков, ещё не решив, что делать, вышел на кухню и увидел Лену сидящей спиной к нему за кухонным столом с разделочным ножиком в руке, замершей, как птица в полёте, схваченная удачливым фотографом в неожиданном ракурсе.

— Ну что? — она обернулась и тревожно поглядела на Шажкова.

— Что? — спросил Валя.

— Мама не звонит. Я сейчас сама наберу.

— Подожди. У тебя очень нервный вид. Дать тебе успокойку?

— Я правда нервничаю. А что за успокойка?

— Валерьянка, что же ещё.

— Ты думаешь, нужно? — смиренно спросила Лена.

— Не помешает, — Валя достал пахучую склянку, прописавшуюся в кухонном шкафу ещё со времён их осенних домашних бурь, от души накапал в рюмку и добавил воды из чайника. Лена, не дрогнув, выпила, и Валя увидел, что она ждёт от него чего-то ещё.

— Я сейчас сам позвоню, — сказал Шажков и, не дожидаясь Лениного ответа, быстро ушёл в комнату, закрыв за собой дверь. Подождав несколько секунд и убедившись в том, что Лена не последовала за ним, Шажков присел на диван и задумался, сдвигая и раздвигая свой чёрный слайдер. В коридоре послышался шорох, дверь приоткрылась и в тёмную комнату тихо проскользнула Окладникова.

— Он умер? — спросила она с непонятной интонацией, невидимая в темноте.

Валентин кивнул и понял, что его кивок был замечен.

— Авария?

— Он попал под машину на Щёлковском шоссе. Спасти не смогли.

Наступила тишина. Тревожная тишина. Лена подошла в Валентину и села рядом.

— Когда похороны, мама сказала?

— Похороны завтра в Боровичах. Если ехать, то нужно сейчас собираться. Но я не хочу тебя отпускать.

— Мне стыдно, но я не поеду, — чуть слышно произнесла Лена, — я не знаю, кто я ему и кем я буду на похоронах. Знаю, что это плохо, но не могу. Поеду позже.

Валя обнял Лену за плечи, и она благодарно прижалась к нему. Так сидели долго, потом откинулись на диван и ещё лежали в обнимку. Через какое-то время Лена приподнялась, поцеловала Валентина и встала.

— Ты куда? — почти спросонья спросил Шажков.

— Спи, не волнуйся. Я приду к тебе.