Алексей Чурбанов - Грешники

…Воспитательница детского сада, требующая, чтобы он предстал перед ней сейчас же для получения нагоняя. Потом кусты, шофёр продуктового фургона, запах табака и шершавая сильная рука, вырвавшая его из убежища. Удивленный вопрос:

— Неужели так доконали?

— Нет, — ответил он.

— А что?

— Это я доконал.

Добродушный смех и поощрительный возглас: «Да ну? Ну ты мужчина!»

…Выход из церкви после причастия — ощущение радости, не сравнимой ни с чем. Страстное желание и при этом понимание невозможности сохранить это ощущение навсегда…

…Запах Лениных волос, смешанный с запахом травы и влажного песка на опушке соснового леса под Репино. Так может пахнуть только природа — божественная и непостижимая…

…Заход в аудиторию в первый день занятий и смелые, любопытные глаза студентов…

…Мягкие всплывающие скрипки после оглушительного диссонансного аккорда у Прокофьева…

…Пронзительное ощущение свободы и ожидания новой жизни…

Шажков проснулся от непривычной тишины.

— Отчего стоим? — послышался мужской голос из соседнего купе.

— Говорят, призывников везут. Их составы в первую очередь пропускают, — ответила невидимая женщина.

— Откуда ж везут-то? Из Боровичей, что ли? — насмешливо спросил мужской голос.

— Не знамо откуда, да только везут. Весенний призыв пошёл, — убеждённо ответила женщина.

Валентину стало невыносимо отсутствие движения. Он вышел в коридор, потянул ручку окна, и оно открылось, провалившись вниз и впустив в вагон влажные запахи тёплой июньской ночи.

— Комаров напустишь, — беззлобно проворчала проходившая мимо проводница в серой униформе.

Поезд тронулся, и Валентин, высунувшись из окна, провожал глазами медленно проплывавшие ветви исполинских деревьев, до которых можно было достать рукой. Лес постепенно отступал от железнодорожного полотна, открывая взору круглое как блюдце озеро, блестевшее в отсвете садившегося солнца, над которым звучали громкие трели и присвисты соловья.

Поезд дёрнул и с пронзительным скрипом стал заворачивать вправо. Валентин увидел весь состав во главе с локомотивом, выгнувшийся дугой и медленно въезжавший в таинственную лесную глушь. Перед глазами снова поплыли ветви деревьев, и сделалось темно.

Новый толчок, скрип, и вагон качнуло в другую сторону. Остро запахло костром. Деревья снова отступили, и распахнулся луг, над которым тонким слоем расстилался сизый не то дым, не то туман. И снова громко защёлкал соловей и вдалеке ещё один, а потом в проплывавших кустах ещё и ещё.

Поезд ехал медленно, позволяя не спеша раскрываться декорациям северной природы, и в этих декорациях непрерывно и победно звучали соловьиные трели.

Постепенно солнце скрылось, оставив широкую золотую полосу вдоль горизонта. Начало быстро холодать. Шажков закрыл окно, вернулся в купе и прилёг, не раздеваясь. Он чувствовал утомление, то ли от нетерпения, то ли от избытка чувств. Перед глазами завертелась весёлая цветная кутерьма, Валентин улыбнулся и уснул.

— Молодой человек, молодой человек! Вставайте, приехали, — услышал он, как показалось, через секунду.

Шажков открыл глаза и скосил взгляд на окно. Рассвело, хотя солнце, судя по всему, ещё не вышло из-за горизонта. Поезд медленно двигался вдоль низкой платформы, постепенно останавливаясь, пока вагон окончательно не замер перед свежеокрашенным коричневым деревянным зданием с резными карнизами и наличниками, совсем как дореволюционные финские дачи в Репине. Валентин упругим движением поднялся с полки, раздвинул занавески и некоторое время смотрел на пустую платформу. Потом пригладил перед зеркалом всклокоченные волосы, взял чемодан, закинул за спину гитару в чехле и пошёл по узкому пыльному коридору в тамбур, через который внутрь вагона вливался пьянящий утренний воздух. Замешкавшись на секунду у распахнутой двери, Шажков глубоко вздохнул и, как астронавт, уверенно сделал шаг наружу — в неизведанное.