Мария фон Трапп - Звуки музыки

В полной тишине они отправились обратно ко дворцу, и капитан сразу уехал домой.

В тот же вечер телеграфные провода унесли из дворца сообщение о том, что Мария, молодая учительница детей фон Трапп, ожидает ребенка, и барон, с его честным, рыцарским характером решил жениться на ней. Именно поэтому он отказался от обручения с княгиней Ивонной. Ведь только это могло быть в письме, которое заставило барона изменить намерение, не так ли?

Кто придумал эту историю? У нее нет автора. То есть, никто специально ее не придумывал. Она родилась в результате разницы интонаций, когда на вопрос, заданный уверенным тоном, не следует такое же уверенное «нет»; вместо этого продолжительное молчание, моргание глаз и неуверенное: «…я не знаю». Это корни дерева, на ветвях которого как ядовитые плоды расцветают сплетни, клевета и злословие.

Вернувшись домой, капитан сразу заперся в своих апартаментах. Мы почти не видели его. Он теперь даже ел в своем кабинете. Впрочем, мы знали, что он пишет свои мемуары и не любит, когда его беспокоят. Остыв после этой проклятой записки, я испытывала постоянный ужас. Что еще хуже, я не могла понять, что случилось. Он совсем не выглядел обрученным, по крайней мере, в моем представлении о том, как должен выглядеть счастливый человек, обручившийся со своей возлюбленной. Но было в нем что-то необычное в те редкие моменты, когда мы его видели, и я не отваживалась задавать ему вопросы.

Однажды вечером я с беспокойством взяла свой календарь и обнаружила, что от моей ссылки осталось всего тринадцать дней. На следующее утро я объявила генеральную уборку. Под моим руководством горничные сняли с окон занавески и принялись мыть стены, когда я увидела троих самых младших детей, которые стучались в дверь кабинета капитана. Пробыв там совсем немного, они скоро вышли.

Увидев меня — я стояла на складной лестнице и протирала хрустальную люстру, — они побежали ко мне, крича издали:

— Папа говорит, что совсем не знает, нравится ли он вам!

— Конечно нравится, — рассеянно ответила я, потому что никогда раньше не протирала хрустальных люстр. Я смутно отметила, что дети опять скрылись за дверью капитана.

Вечером я приводила в порядок цветы в несколько больших восточных вазах. Это был последний штрих, на этом уборка завершалась, и прошла она очень хорошо. Когда я подошла к последней вазе, вошел капитан. Подойдя ко мне, он остановился, молча глядя, как я вожусь с пионами. Неожиданно он сказал:

— Было очень приятно услышать это от вас.

Совершенно новая интонация его голоса, подобная глубокому, зычному звуку небольшого колокола, заставила меня поднять на него взгляд, и я увидела его глаза, смотревшие на меня с такой теплотой, что я, смешавшись, сразу опустила свои. Автоматически я спросила, что именно было приятно ему услышать, так как помнила только то ужасное письмо.

— Как? — удивился он, — разве вы не передавали мне через детей, что принимаете мое предложение? Я имею в виду, что вы согласны выйти за меня замуж.

Пионы вместе с ножницами упали на пол.

— Замуж? За вас?

— Ну да. Сегодня утром дети пришли ко мне и сказали, что они посовещались между собой и решили, что единственный способ удержать вас здесь состоит в том, чтобы я женился на вас. Я ответил, что вы действительно очень симпатичны мне, но не знаю, нравлюсь ли я вам. Тогда они побежали к вам и тут же вернулись, крича, что вы сказали «да». Разве мы теперь не помолвлены?

Я совершенно растерялась. Я не знала, что сказать или сделать. Ожидающее молчание затянулось. Я думала о том, что через несколько дней должна вернуться в монастырь, и вот передо мной стоит реальный, живой мужчина, который хочет взять меня замуж.

— Но, капитан, — сказала я наконец, — вы же знаете, что очень скоро я должна вернуться в монастырь. Я не могу принять послушничество и выйти замуж одновременно.

Его красивые глаза наполнились грустью.

— Это ваше последнее слово? Нет никакой надежды?

У меня вдруг появилась идея.

— Знаете что, — горячо сказала я, — в монастыре у меня есть наставница. Все ее слова я должна рассматривать, как идущие от Бога. Это воля Господа. Позвольте мне спросить у нее.

Мое нетерпение было настолько велико, что, я не задерживаясь, сразу отправилась в Ноннберг. Это была преждевременная поездка, и я радовалась, что нашла причину, извиняющую мое появление в возлюбленных монастырских стенах в середине недели.

«Теперь я знаю, что он не обручен, — размышляла я, быстрым шагом идя берегом реки Зальцах. — Что могло случиться?» Я испытывала жалость к этому несчастному человеку, но еще больше мне было жалко его детей. Всякий раз, когда я думала о них, лишенных материнской ласки, сердце мое пронзала боль. Но все, что я могла сделать для них, — это молить Господа о том, чтобы он послал им достойную новую мать.

Со вздохом облегчения я рухнула в старинное дубовое кресло в общей комнате для будущих послушниц.

— О, как хорошо дома! — испустила я вздох и глубоко вдохнула этот несравненный запах лекарственных трав, фимиама и глубокой древности.

В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошла фрау Рафаэла, моя наставница.

— Мария, что вы здесь делаете в середине недели?

Это заставило меня вспомнить о цели моего преждевременного появления, и я все ей рассказала.

— Если вы скажете, что я не могу выйти за него замуж, потому что должна вернуться в монастырь, воля Господа будет ясна мне, и ему это тоже должно помочь.

Фрау Рафаэла молча взирала на меня полным материнской любви взглядом. Неожиданно она поднялась и вышла из комнаты. Вернувшись через час, она сообщила, что меня ожидает Преподобная Мать.

Я прошла через открытые галереи, под крытыми аркадами, и поднялась по ступенькам каменной лестницы. Та же старая дубовая дверь, тот же скрип, когда она открывалась, — о, здесь я была окружена старыми добрыми друзьями, к которым скоро должна была вернуться навсегда. С этими мыслями я уже стояла на коленях перед Преподобной Матерью и целовала кольцо на ее пальце. Она взяла меня за руки и долго с нежностью смотрела на меня, не произнося ни слова, до тех пор, пока я не почувствовала себя неуютно. Наконец она заговорила.

— Фрау Рафаэла рассказала мне вашу историю. Когда вы пришли сюда, в свой дом, чтобы узнать волю Господа в этот важный момент своей жизни, я собрала сестер в трапезной. Мы помолились за вас Святому Духу, посовещались, и тогда стало ясно, — она стиснула мои руки, — что Господь велит вам выйти замуж за капитана и стать хорошей матерью его детям.

Минута шла за минутой, и я все стояла на коленях, силясь осознать услышанное. Я знала, что это решение окончательное, спорить невозможно. Да, я хотела услышать волю Господа, но теперь, узнав ее, мой разум отказывался принять ее. Мое счастье разбилось вдребезги, сердце, столь страстно желавшее всецело посвятить себя Богу, как будто остановилось. Я молча смотрела на кольцо на руке настоятельницы и механически повторяла про себя слова, выгравированные на нем вокруг большого аметиста: «Пути Господни неисповедимы». Я чистосердечно спросила: