Джон Хоул - Ночная сказка

— Можешь и не возвращать, но это довольно солидная сумма. А что, Питер не в состоянии предпринять что-нибудь, чтобы ускорить получение денег? Я хочу сказать, его должники должны понимать, что ему нужно содержать семью. Господи, я тут чувствую себя таким беспомощным. Да я сам готов позвонить этим людям и сказать им все, что я думаю об их манере вести дела! — Сильные слова для доктора Макджи.

— Я прекрасно понимаю тебя, папа. Господи, если бы ты только знал! Питер делает все возможное, чтобы выколотить деньги, но все идет так медленно. — Вынужденная лгать своему отцу, она чувствовала себя ужасно.

— Лучше бы тебе приехать сюда с ребятами. Все было бы куда проще.

— Нет!

— Но должна же ты хоть что-то предпринять. Не хочу тебя огорчать, дорогая, но ты же знаешь, что я — не бездонная бочка. Я, конечно, схожу на Бридж-стрит до закрытия банка и посмотрю, сколько смогу выколотить из мистера Фрейзера. — Отец говорил очень серьезно.

— Спасибо, папочка.

— Послушай, дорогая, мне пора. Попроси-ка Питера позвонить мне как-нибудь. Я бы хотел обговорить с ним кое-что.

— Хорошо, папочка. Спасибо тебе.

Доктор Макджи положил трубку. Она его «достала» — точнее, не она, а Питер. И вдруг Гарриет вспомнила своего отца, когда он был моложе, чем ее муж теперь. И не только его — всю их семью. Они на пляже в Файли — Джулиану около девяти лет, ей — пять. Папа в нелепой панамке и белых носках. Они все уплетают жареную картошку. Им так хорошо. Как бы ей хотелось съесть сейчас хоть тарелочку!

Что делать?! Что делать?!

Но должна же быть организация, объединяющая умных, привлекательных, благоразумных, сексуальных и хорошо одетых женщин, которые ублажают богатых и наделенных властью мужчин. Так должно быть, потому что в ответ на постоянные стрессы и давление эти мужчины должны расслабляться и отдыхать, а кто же может им в этом помочь, если не прекрасные, прирученные дамы? Да этих женщин можно встретить повсюду! И, конечно, есть объединяющая их организация, можно не сомневаться. Подтверждение тому можно увидеть на страницах журнала «Хэлло», «Татлер», в колонках светских сплетен «Дейли мэйл» и «Стандарт», словом, эти женщины бывают везде, где водятся деньжата. Гарриет частенько видела их гуляющими по центральным улицам и в ресторанах, куда в прежние времена водил ее муж. Может, этим женщинам и не платили деньгами, но плату они, несомненно, получали — в виде поездок, ренты, выгодных замужеств или содержания, да чем угодно! А они торговали своим загаром, плоскими животами, своими телами, облаченными в туалеты от Версаче…

Но, Господи, как девушке, не имеющей в этом опыта, можно сказать, любительнице, а не профессионалке, внедриться в этот бизнес? Что, если у тебя нет средств, чтобы напечатать о себе объявление в «Гардиан»? Что, если ты просто представляешь себе, каким бы могло быть это объявление: «СТАРЫМ И БОГАТЫМ МУДАКАМ. РОСКОШНАЯ, БЕЗ КОМПЛЕКСОВ ЖЕНЩИНА ПОМОЖЕТ РАЗВЛЕЧЬСЯ ТЕМ, У КОГО УЖЕ НЕ СТОИТ». — Гарриет усмехнулась.

Но как же быть? Как проникнуть в этот мир?..

Итак, деваться некуда: Гарриет — свет моих очей — совсем рассудок потеряла! Для начала она с маниакальным упорством стала ездить по нашему району на велосипеде и часами пропадать в спортивном зале и бассейне Гринвича. Каждый божий день! И все время говорит о терапевтическом эффекте тренировок!

Так что, пока она там плещется в хлорированной воде и портит себе волосы, я вынужден сидеть с мальчишками. Когда мы с ней познакомились, она как раз жила в Гринвиче и училась в художественном колледже. Похоже, она проводит время в Гринвиче по той причине, что хочет вернуться в годы своей молодости. Мысли у нее заняты только одним, она больше ничего вокруг не замечает. И еще ее можно застать за упражнениями — она наклоняется, приседает и — как это они называют? — растягивает мышцы. Все разговоры свелись к одной теме — сколько она проплыла, сколько подняла тяжестей и сколько миль пробежала.

Признаться, я ревную. Потому что сам я — как холодильник. Мой отец был таким же. Кстати, именно это и убило беднягу. А я — просто крупный мужчина. Я обычно говорю, что у меня просто широкие кости. Стараюсь делать вид, что мне на это наплевать. Кстати, полноту можно скрыть хорошим костюмом. Но, черт возьми, вес мой все больше и больше. Чего я только не делал, чтобы бороться с ним! Дважды в неделю я ходил в спортивный зал в Холборне и изводил себя упражнениями на тренажерах — крутил педали, но это так надоело мне, что я стал брать с собой книгу, чтобы хоть немного отвлекаться. И еще я играл в мяч — кстати, довольно часто — раза два в год. Никак не мог выкроить больше времени на это. Я перестал есть хлеб, пироги, сандвичи, расстался — прости Господи! — с оральным сексом. И с пивом. И с вином. (Правда, не совсем.) Неделями питался какой-то синтетической некалорийной дрянью! Должен сказать, что я вовсе не такой уж и увалень — запросто хожу в горы. Но, Боже мой, как мне все время хочется съесть большую тарелку жареной картошки, и я то и дело вынужден проделывать новые дырки в ремне. Грустно все это.

Впрочем, гиперактивность Гарриет все же лучше, чем когда она бродила бесцельно по дому, делая вид, что не замечает меня, или бросая на меня взгляды, смысл которых сводился к одному — «этовсетвоявинаичертвозьмичтонамтеперьделать?» Однако забавно, как мы с нею поменялись ролями! Она вся отдалась своей новой страсти, а я должен сюсюкать с детьми. Надо полагать, ее отец подкинул ей деньжат, во всяком случае, Г. получила письмо со штампом Эдинбурга. Уж наверное, папаша послал ей денег. И не забыл прочесть лекцию о моей полной несостоятельности и безнадежности житья с таким типом, как я.

Джонти сразу же стал отвратительно себя вести. Просто ужас какой-то! Терпеть не могу, когда дети не слушаются.

Зато с Тимоти все хорошо. Правда, неизвестно, что он еще может выкинуть. Вот, например, сегодня утром он пришел ко мне в кабинет и заявил, что будет продавать цветы. Я решил, что это неплохая игра — в магазин. А когда через полчаса я отправился в туалет, то увидел своего сынка, который стоял на Блэкхит-драйв, сжимая в кулачке букет из увядших люпинов и других цветов, которые он нарвал у нас в саду. Букет был аккуратно завернут в целлофан для упаковки продуктов. Он навязывал цветы всем прохожим. Я вынужден был выйти на улицу и прекратить это безобразие. Господи, он так смутился! Мне пришлось объяснить сынишке, что он не должен заниматься такими вещами. На что он мне вполне резонно ответил, что я сам разрешил ему торговать цветами. Ну почему я ответил ему: «Да, конечно, ты можешь продавать цветы», — вместо того, чтобы сказать: «Нет, ни в коем случае!»? Четырехлетнему человеку нелегко все это понять. Короче, в результате он надулся и демонстративно перестал замечать меня — даже его брат мог позавидовать такому поведению. Мне понадобился чуть ли не час, чтобы вернуть его с небес на землю. «Тимми, — крикнул я, — ты хоть слышишь меня?»