Джули Гаррат - Непостоянное сердце

Наконец Серена разжала объятия. Ее ладони скользнули ему на грудь, — но не для того, чтобы оттолкнуть. Этого она была не в силах сделать. Но ей вполне было по силам заставить себя не льнуть к нему, словно немощный инвалид. Он никуда не убежит, убеждала себя девушка. Да, он потрясен встречей, но, кажется, больше не сердится на нее. Когда он оторвал от нее губы и чуть отстранился, чтобы вновь на нее взглянуть, она не заметила в его глазах сурового стального блеска, как в ту последнюю встречу.

Нет! Он искренне рад ей. Прошлое осталось за закрытыми дверями, — во всяком случае, на время.

— Холт! — с дрожью в голосе воскликнула Серена, качая головой. — Холт Блэквуд.

Ей казалось, что улыбка, вызванная радостью встречи с ним, никогда не исчезнет с ее лица.

Он отодвинулся еще дальше и, удерживая ее на расстоянии вытянутой руки, просто стоял и смотрел.

Губы горели, на руках наверняка, — хоть она сейчас и в толстом шерстяном пиджаке, — несколько дней будут оставаться отпечатки его пальцев. Он всегда был импульсивным. За это она его и полюбила когда-то. Серена рассмеялась дрожащим смехом.

— Уф! Вот это прием.

— Серена, — произнес он, все еще не оправившись от потрясения. — Что ты делаешь в Кейндейле, черт побери?

— Отец… — начала она.

— Ну да, конечно, — перебил девушку Холт. — Хотя в крематории тебя не было.

Наконец он отнял от нее руки, и она свои опустила, не зная, радоваться ей или нет тому, что он больше не держит ее.

— А ты там был?

— У меня нет повода обижаться на Макса, — съязвил он. — На него никто не держал зла, кроме тебя, разумеется. На панихиду пришли все. Ну а дальше не стали навязывать свое общество. Мари собирается организовать поминальную службу — здесь, в Кейндейле. Вот тогда народ и попрощается с Максом как полагается.

— Я задержалась в аэропорту… Из Квинсленда летела…

— Из Австралии? — изумился Холт. — Макс не упоминал, что ты отправилась за семь морей.

— Последние два года я жила там, — объяснила Серена. — Проводила кое-какие исследования на Кейп-Йорке.

— Однако далеко тебя занесло, — заметил он. Неожиданно взгляд его темных глаз стал жестким. — Интересно, чем привлек тебя Квинсленд?

— Бабочками. — Серена смущенно рассмеялась. — Я заинтересовалась бабочками в Ротермирском заповеднике в Нортамберленде. Я работала там семь лет, после того как ушла… из дома. И благодаря этому у меня появилась возможность отправиться в Квинсленд.

— Лететь в Австралию только для того, чтобы полюбоваться бабочками… — Он сунул большие пальцы за кожаный ремень джинсов и воззрился на Серену.

— Это особенные бабочки, — чуть задыхаясь ответила она, испытывая неловкость под изучающим взглядом дымчатых глаз.

Смуглое худощавое лицо живо воскресило в памяти то далекое время, когда она впервые в жизни была влюблена.

— Расскажи.

Он прищурился, чуть наклонив голову, но на плотно сжатых губах играла тень улыбки.

— Ну, одна австралийская бабочка — улисс — просто необычайно красива. Ярко-ярко-синяя, переливчатая. А другая — кэрнс — крупная, как птица, размах крыльев почти двадцать сантиметров… — Серена стушевалась. — Да ты же смеешься надо мной. Смеешься…

— Вовсе нет, — возразил Холт. — Просто впервые вижу, чтобы ты проявляла такой энтузиазм. Не считая, конечно, тех случаев, когда строила козни отцу.

— Холт, не надо. Зачем ты опять об этом?

Улыбка исчезла с ее лица.

— Ладно, — сказал он, безразлично пожимая плечами. — Какие еще там есть бабочки? Вообще-то большинство людей, получив возможность побывать в Квинсленде, бредят коралловым рифом, а не бабочками.

Взгляд ее мгновенно потускнел, тело сковала свинцовая усталость. У нее был сегодня длинный день, напомнила себе Серена. И ей вовсе не хочется сейчас думать о коралловом рифе, с которым связано столько ужасных воспоминаний. Дон Фаррар, выстрелы…

— Эй! — Холт недоуменно развел руками. — Я что-то не то сказал, леди?

— Коралловый риф я желала бы забыть навсегда, — ответила Серена и, тряхнув головой, повернулась к своей машине. — Человек, с которым я работала, Дон Фаррар, — его там убили.

— Эй, прости!..

— Все нормально. Я постепенно свыкаюсь с мыслью о том, что его больше нет.

— Так ты одна приехала?

— Не-ет. Не совсем. Со мной сын Дона.

— Понятно.

Холт опять прищурился.

Ничего ему не понятно, подумала Серена, но промолчала, решив, что Холта абсолютно не касается, кому она дарит свое внимание.

— Ребенок? Смелая девушка. Не каждый решится взять на себя заботу о чужом малыше. — Его взгляд потеплел. — Молодчина!..

— Райану двадцать семь. Он всего лишь на год моложе меня, — объяснила Серена и улыбнулась, заметив ошеломленное выражение на обветренном лице Холта. Она открыла дверцу машины и, опираясь на нее, поинтересовалась: — А у тебя как дела, Холт? Как ты жил все эти годы? И вообще, как случилось, что ты оказался в этом огромном грузовике?

— О, у меня много таких, — не сразу ответил он. — Ты же знаешь, я всегда мечтал стать автогонщиком.

Серена кивнула.

— Неужто в этих краях теперь устраивают гонки на грузовых автомобилях?

— Я решил, что обойдусь без «массерати» с «феррари», когда понял, что перевозкой грузов денег можно заработать гораздо больше, — озорно усмехнулся Холт.

— Так это твоя машина? Собственная?

— Я же сказал, у меня много грузовиков, — не без самодовольства проговорил Холт. — Я зарабатываю на жизнь перевозкой грузов — объемных, длинных и всяких прочих, до которых никому нет дела.

— Вот как? Ты вроде бы раньше компьютерами занимался.

— Я и сейчас от них не отказался, — беспечно бросил он. — Как же можно управлять автотранспортной компанией без компьютеров?

Серена, нахмурившись, взглянула на часы.

— Мне пора. Приятно было увидеться.

— Приятно? И только? — В голосе Холта больше не слышалось игривых ноток. — Десять лет назад ушла от меня, теперь вернулась, ворвалась в мою жизнь, и, оказывается, тебе всего лишь приятно было увидеться. Это все, что ты можешь сказать?

— Что-то не припомню, чтобы я уходила от тебя, — сдержанно возразила Серена.

— Ох и стерва же ты тогда была!.. — сказал Холт. — Когда я узнал о твоем вредительстве, ты мне сразу стала нравиться меньше.

— Да, я помню. Ты говорил, — надменно проронила девушка.

— Мы нашли бы с тобой общий язык, — заметил он. — А ты ретировалась после первой же крупной ссоры.

— Мне тогда было восемнадцать, — объяснила Серена. — С отцом отношения не клеились. Он собирался поселить в Уинтерсгилле твою тетю Мари, а я не могла такое стерпеть. — Она передернула плечами. — А тут ты еще набросился на меня — обозвал избалованной соплячкой, стал говорить, что мне давно следовало бы повзрослеть…