Ольга Дрёмова - Столичная штучка

— Но долг…

— Правильно, девочка, — хрустнула голосовыми связками свекровь, — долги нужно отдавать, тем более таким людям. Вот по этому самому поводу я тебе и звоню. Маленький рыжий пройдоха по имени Федор нашел способ восстановить поруганную справедливость и расставить все по своим местам, но для выполнения его шикарной идеи нам не хватает самую малость, а именно тебя. Принуждать не стану, если ты решишься на что-то, пусть это будет добровольно. Скажу только, что ты мне ничем не обязана, но для меня твое участие крайне важно.

Вопреки сложившейся за долгие годы привычке прерывать разговор первой, Ева Юрьевна держала трубку около уха и ждала ответа Светланы до тех пор, пока не услышала:

— Я выезжаю.

— Тогда я иду на кухню, — вместо благодарности неожиданно заявила старая леди, — а то эти оглоеды съедят всю курицу и не оставят тебе даже крылышка.

Силуэт Аленки на фоне сумеречного проема окна казался узкой бесформенной тенью, контуры которой, сливаясь с бесприютной апрельской серостью, растворялись в темноте. Телефонное эхо разносило по проводам гулкие длинные гудки, отдававшиеся в мембране трубки мелким подрагивающим дребезжанием. Громыхая чашками, на кухне хозяйничал Артем. Аленка была у него в гостях впервые, поэтому он очень старался произвести на нее благоприятное впечатление.

Неодобрительно прислушиваясь к тишине за стеной, он скептически пожимал плечами. Нет, любовь, уважение — это, конечно, вещи святые, но отзванивать матери каждый вечер и сообщать, где она есть, — чистое ребячество. В конце концов, пора уже вырасти из узких брючек и научиться жить самостоятельно. Любить матерей и тещ лучше на расстоянии, и чем расстояние дальше, тем искренность этой любви гораздо выше. Присутствие Светланы Николаевны за плечом у Алены, пусть даже и умозрительное, совершенно излишне, потому что, как ни крути, но третий, даже с бриллиантовым характером, всегда будет лишним.

Чувство того, что при каждой встрече их не двое, а трое, доводило Артема до состояния тихой ярости. Глубокие, янтарные, почти карие глаза будущей тещи сопровождали его повсюду, будь то темный зал кинотеатра или шумный проспект центра. Сдерживая свои желания и порывы, Артем сжимал зубы и благоразумно помалкивал, не выказывая своего недовольства, а дожидаясь для этого подходящего момента.

Поставив чашки для кофе и вытащив из шкафчика непочатую бутылку коньяка, Артем окинул взглядом камерное застолье и, самодовольно кивнув, отправился в комнату за Аленой. В ярком квадрате двери прихожей силуэт Артема показался Алене игрушечной картинкой, вырезанной ножницами из черной бумаги. Дослушав протяжный безответный гудок, она с сожалением вздохнула и положила трубку на базу.

— Не отвечает? — негромко спросил Артем, делая шаг навстречу Алене и практически проваливаясь в темноту. После яркого света кухни полумрак комнаты показался ему особенно густым.

— Странно, обычно в это время она уже дома, — в голосе девушки послышалось беспокойство. Отойдя от стола, она сделала несколько шагов к освещенному проему двери.

— Что же тут странного? — возразил Артем, неслышно подойдя к Алене почти вплотную. — Мама — взрослый человек и имеет право на личную жизнь. — Выражение лица Артема тонуло в полумраке, но Алене показалось, что на его губах мелькнула двусмысленная улыбка.

— Что ты хочешь этим сказать? — на лицо Алены упал отблеск света из коридора, и Артем увидел настороженность в ее глазах.

— Только то, что, по-видимому, у мамы появились срочные дела и она задерживается, — стараясь обойти острый угол, как можно более непринужденно ответил он.

— Будь добр, зажги свет, — голос Алены стал мягче, но настороженность так и не исчезла.

— А зачем нам свет? — правый уголок губ Артема опустился вниз, а глаза впились в лицо Алены.

От терпкого, тяжелого аромата духов, исходящего от нее, у Артема перехватило дыхание и слегка зашумело в голове. Заглянув в темно-серые, ставшие в темноте почти черными глаза, он почувствовал, как в его груди что-то разорвалось и горячая волна желания прокатилась по телу.

— Зачем нам свет, свет нам ни к чему, — хрипло произнес он, слегка наклоняя голову и запуская свои ладони в шелковистые волосы девушки.

— Артем! — отступив на шаг, Алена попыталась освободиться из его рук, но неожиданно для себя почувствовала, что вместо того, чтобы отпустить ее, Обручев напрягся и прижался к ней. — Артем, не смей! — Алена уперлась в его грудь ладонями, пытаясь оттолкнуть его, но он только сильнее сжимал руки, и дыхание его становилось все более хриплым.

— Ну же, перестань ломаться, детка, — плохо контролируя свои действия, горячо зашептал он.

Одной рукой Обручев держал девушку за затылок, а другой пытался расстегнуть блузку. Тугие петельки не хотели пропускать плоские пуговки, и, не справившись, он стал вырывать их вместе с материалом. Удары рвущегося сердца заглушали хрипы, со стоном вылетавшие из его груди; трясущиеся пальцы не слушались, а блестящая пелена, застилавшая сознание, все плотнее заволакивала сознание.

— Что ты делаешь?!! — в голосе Алены зазвучала паника, но ее сопротивление только подхлестнуло желание Артема.

— Не будь дурочкой, — хрипел он, — ты же не чай пришла пить, мы же оба знаем, для чего ты здесь.

Приподняв Алену, он сжал ее с такой силой, что она вскрикнула от боли. Сделав несколько шагов, он почти бросил ее на диван, навалился и, вжавшись в ее худенькое дрожащее тело, застонал от удовольствия. Рванув блузку, он услышал, как затрещала тонкая шелковая ткань, и ощутил под своей ладонью рельефный гипюр нижнего белья. Сердце беспорядочно долбилось в ушах, горячечное дыхание обжигало дрожащие губы, а запах кожи девушки сводил с ума. Отодвинув ладонью полупрозрачную ткань, Артем коснулся рукой ее груди, и с головы до ног по всему его телу пробежала сладкая дрожь.

Молча целуя ее шею, волосы, он вдруг ощутил, что Алена перестала сопротивляться и затихла. Наклонившись над ее лицом, он почувствовал на своих губах странный солоноватый привкус и, откинувшись, попытался заглянуть ей в глаза. Лежа на спине, Лена безучастно смотрела в ровные квадратики наклеенного на потолок пенопластового рисунка, а по ее неподвижному лицу катились слезы.

— Перестань, мы же не дети, — чувствуя, что волна желания постепенно уходит, сердито сказал Артем. — Ты ведешь себя так, будто я пытаюсь отнять у тебя невинность. Что естественно, то не безобразно, ты — женщина, я — мужчина, и я устал ждать, когда ты наконец соизволишь вспомнить об этом, — с обидой проговорил он.

Она никак не отреагировала на его слова, а он по-хозяйски поправил на ней сбившееся белье, сел на диване и с раздражением отвернулся. Еще ни одна женщина не вела себя с ним подобным образом, наоборот, он привык к тому, что от одного вида его бархатистых глаз любая считала за честь претендовать хотя бы на кроху его внимания. Внутри него поднималась волна глухого раздражения, граничащего с бешенством, и молчание Алены только усиливало это чувство.